ней ночевать. Девушка требует, чтобы мертвец достал 12 пар волов, 12 пар коней и т. д., дает ему все новые поручения, и таким образом ей удается дождаться утра. Дочь мачехи была разорвана мертвецом.

В другом белорусском варианте у Федоровского мачеха посылает падчерицу на кладбище перебрать мак, отделив его от золы. Черти предлагают ей помочь, но требуют, чтобы она пошла с ними гулять. Так же, как и в предыдущем случае, девушка задает чертям различные задачи и протягивает время до утра.

В оригинальном галицком варианте[391] пасынок, изгнанный из дома мачехой, попадает в хату, где танцуют «паны». Они приглашают его танцевать, но он отказывается под разными предлогами, чтобы оттянуть время. На рассвете «паны» исчезают. В белорусском варианте, записанном Романовым[392], мачеха посылает падчерицу в баню, где черт предлагает ей «жениться»; в сказке из Вятской губернии[393] черт зовет падчерицу на вечеринку. Девушка дает ему различные задания. Таким способом она избавляется от черта во всех аналогичных сказках. Больте и Поливка указывают чешский вариант, в котором кошка и собака — помощники падчерицы — советуют мертвецу покрыть золотом стену, дверь и крышу дома, и он за этим делом засыпает. Эти исследователи приводят аналогичные славянские, сербские и румынские варианты.

Рассматриваемый подтип, обозначенный у Андреева шифром 480 *D, резко отличается от рассмотренных раньше сказок о падчерице как по сюжету, так и по «наслоившимся» мотивам мачехи — падчерицы. Основное содержание их — легендарная в какой-то мере встреча с «нечистой силой». Такие рассказы частично отражают христианские представления. Демоническое существо выступает в виде «глупого черта», и рассказ приобретает комические черты. Несколько изменяется и характер падчерицы. Она одерживает верх над чертом не потому, что обладает кротким характером, а благодаря сообразительности, хитрости, свойственным герою новеллистической сказки. Особый подтип составляет упоминавшаяся известная чешская сказка «Двенадцать месяцев».

Мы видим, таким образом, что славянские, прежде всего русские, украинские и белорусские, сказки о мачехе и падчерице необычайно разнообразны. В них глубоко разработан социальный мотив вражды мачехи и падчерицы.

В начале сказки всегда ярко описывается униженное положение падчерицы в семье, дается оценка ее нравственных качеств. Это несвойственно исландским сказкам.

Вот как, например, начинается один из вариантов сказки «Морозко».

«Жили-были старик да старуха. У старика со старухой было три дочери. Старшую дочь старуха не любила (она была ей падчерица), почасту ее журила, рано ее будила и всю работу на нее свалила. Девушка скота поила-кормила, дрова и водицу в избу носила, печку топила, обед варила, избу мела и все убирала еще до свету, но старуха и тут была недовольна и на Марфушу ворчала: „Экая ленивица, экая неряха! И голик-то не у места и не так-то стоит, и сорно в избе“. Девушка молчала и плакала; она всячески старалась мачехе уноровить и дочерям ее служить; но сестры, глядя на мать, Марфушу во всем обижали, с нею вздорили и плакать заставляли: то им и любо было! Сами они поздно вставали, приготовленной водицей умывались, чистым полотенцем утирались и за работу садились, когда пообедают… Старику жалко было старшей дочери; он любил ее за то, что была послушная да работящая, никогда не упрямилась, что заставят, то и делала, и ни в чем слова не перекорила; да и не знал старик чем пособить горю, сам был хил, старуха — ворчунья, да дочки ее ленивицы и упрямицы»[394].

Приведем начало другого варианта: «У мачехи была падчерица да родная дочка, родная что ни делает, за все ее гладят по головке да приговаривают: „Умница!“, а падчерица, как ни угождает, ничем не угодит, все не так, все худо; а надо правду сказать: девушка была золото, в хороших руках она бы как сыр в масле купалась, а у мачехи каждый день слезами умывалась… И придумала мачеха падчерицу со двора согнать»[395].

Так как внимание с самого начала сосредоточивается на тяжелом положении обездоленной падчерицы, то дальнейшая, «фантастическая» часть сюжета воспринимается также в социальном аспекте. Какими бы фантастическими чертами не обрисовывались Баба-яга и отношения ее с героиней, срединная часть сюжета все равно воспринимается как развитие исходной социальной коллизии. Под влиянием реалистического «обрамляющего» мотива мачехи — падчерицы древнее фантастическое содержание сказки приобретает социальное звучание.

При всем разнообразии рассмотренные славянские сказки сходны по сюжету и композиции. Унижение падчерицы в начале сказки, торжество в финале — такой контраст завязки и развязки выражает целеустремленность действия, композиционно выражающую «идеализацию обездоленного».

В сказках всегда проводится параллель между мачехиной дочерью и падчерицей. Первая часть сказки изображает, как падчерица благополучно преодолевает все опасности в доме «духа» и, вопреки ожиданиям мачехи, возвращается с чудесными предметами домой. Во второй части сказки мачехина дочка неудачно подражает падчерице и погибает.

Успех падчерицы и неудача родной дочери мачехи обычно мотивируются различием в моральном облике девушек. Падчерица добра к животным, иногда к самому демоническому существу, бережно обращается с чудесными предметами, и они становятся ее помощниками; мачехина дочка груба с ними и за это бывает наказана.

Параллелизм действия, основанный на контрасте двух характеров, придает сказкам о мачехе и падчерице дидактический оттенок.

Мотив мачехи — падчерицы в восточнославянском фольклоре разработан и в других сюжетных типах, прежде всего в сюжете о бедной девушке, которой помогает чудесная корова. Этот сюжет характерен для восточнославянского фольклора[396] и отмечен национальным своеобразием, так же как сюжет о Золушке, теряющей на балу башмачок, характерен для западноевропейской сказки. В славянских сказках ярко изображается угнетенное положение падчерицы-служанки, которая ищет утешения у коровы. Корова помогает падчерице выполнить трудные задачи мачехи. В русской сказке из сборника В. Н. Садовникова мачеха поручает падчерице «спрясть вовну, выткать сукно и сшить свиту», в аналогичном варианте у Шейна — спрясть огромную кипу льна. Падчерица наматывает лен на рога коровы, вдевает ей в ухо веретено, и пока девушка спит, корова выполняет за нее работу. Трудные задачи мачехи в подобных сказках не похожи на «испытания ведьмы», выглядят обыденно. В большинстве вариантов мачеха просто заставляет падчерицу-сиротинку выполнять тяжелую работу.

В фольклоре других народов Европы тема мачехи — падчерицы не получила такого полного развития, как в исландской и восточнославянской сказках.

Западноевропейские сказки о мачехе и падчерице значительно беднее восточноевропейских. Мотив мачехи — падчерицы разработан в них слабо: он обычно сводится к короткой вводной формуле о злой мачехе, которая не любила падчерицу. Иногда просто сообщается, что у мачехи была родная дочь и падчерица. Об их отношениях ничего не говорится — это само собой