– За Фуллертона! – крикнули все.

– За мальчика, – сказала я.

Вшух.

Я попыталась представить, каково это – прыгнуть, упасть, быть поглощенной морем. Ни облегчения, ни более глубокого понимания это не принесло.

Маккинни потянула меня подальше от края:

– Давай-ка отойдем. Ветер крепчает.

Я стояла у нее под крылышком. От ветра нас защищали сосны и кусты, но он все же увивался у наших лодыжек, перекатывая мелкие камушки. Я отступила назад.

– Так-то лучше.

Краткосрочники расходились, скрываясь среди деревьев. Эндер и Ардак плыли к берегу. Эндер греб все так же устало, но на этот раз лодка скользила куда быстрее.

– И что теперь? – спросила я.

– Не знаю.

– Гюльджан приготовила особый ужин, – сказал Петтифер. – Все возвращаются в большой дом.

– И что же в нем такого особого? – спросил Куикмен.

– Я просто хотел сказать, что все это необычно.

– Да что ты.

– Будет бдение, – вставила Мак. – Это директор придумал.

Куикмен потрепал собаку по голове.

– На кой черт?

– Ну, должны же они хоть что-то сделать для паренька.

– Раньше они для него ничего не делали. Какой смысл начинать теперь? – Эти слова, кажется, были обращены к собаке. Она не отходила от Куикмена весь день, а он, в свою очередь, сюсюкался с ней, стоило ей только попросить внимания. – Они его даже не знали. Что они собираются делать – стоять кружком и выдумывать про него истории?

– Нелл знала его лучше других. Если она хочет пойти…

– Не хочу, – сказала я. – Кью правильно говорит. Это все показуха. Директору на мальчика наплевать.

Я до сих пор ощущала мокрое тело у себя на руках, фантомную боль. День длился мучительно долго, и мне хотелось лишь одного: чтобы он поскорей закончился. Остаток утра я провела у камина в комнате отдыха, наблюдая, как сцепляются языки пламени, надеясь, что, если долго смотреть в зыбкий жар, он меня успокоит, сотрет мою память. Но я не могла перестать думать о клейкой ленте, которой был залеплен рот мальчика, – эту ленту дала ему я – или о кожаном ремне вокруг его шеи, о простом плетеном узоре. Ремень он выиграл у Тифа в нарды. Эти мелочи не давали мне покоя. Они заманили меня на путь бессмысленных рассуждений о том, чем бы все кончилось, если бы мы с ребятами сделали только x, если бы я сказала мальчику только y, если бы директор предпринял z. Я искала логику там, где ее не существовало.

По поручению директора мальчика вынесли из домика в гамаке из простыни – мускульную силу обеспечивали Эндер и Ардак. Куикмен остался со мной в комнате отдыха и наблюдал за каждым их движением из окна, пока они не скрылись из виду. Тогда он подошел к дивану, где лежала собака, и принялся вытирать ей брюхо полотенцем. Собака подрыгивала задними лапами, в воздухе разливался домашний мокрый запах.

– Все образуется, – сказал он. – Пройдет пара дней, и нам станет легче.

Немного погодя Гюльджан принесла горячего салепа и оставшуюся с завтрака выпечку; я выпила две чашки салепа и заставила себя немного поесть, а Куикмен отдал свою порцию собаке.

– Кто-то должен оповестить его родных, – начала я. – И мне все равно, что скажет директор.

– Как именно мы должны это сделать?

– Сбежав отсюда.

– Не говори глупостей.

– Я напишу письмо и подсуну его в исходящую корреспонденцию.

– Ты даже не знаешь, есть ли у него родные. Ты даже не знаешь его настоящего имени.

– И что ты предлагаешь, Кью? Забыть о нем?

Я была уверена, что уж Куикмен-то меня поддержит.

– Давай мыслить шире, – ответил он. – Только подумай, что ты предлагаешь. – Он вынул трубку из кармана и сунул ее в уголок рта. – Не забывай, что парень сделал это сам. Он принял решение. Пусть это звучит бессердечно, но так я это вижу, прости. Директор в чем-то прав.

– Вот и ты начал прогибаться. Превосходно.

– Ты подумай, Нелл. Это один мальчик. Один из бог знает скольких. И ты позволишь ему погубить Портмантл? Он вовсе не этого хотел.

Меня так просто было не переубедить, но Куикмена я не винила. В конце концов, труп в ванной обнаружил именно он, и у него было полное право смотреть на вещи как ему заблагорассудится. А вот директора я простить не могла. Тем утром в разгар катастрофы он держался с каким-то зловещим спокойствием. И он, и Ардак поспешили вслед за мной к домику мальчика; Ардак умчался вперед, а директор отстал и ленивой трусцой бежал позади со старой медицинской сумкой под мышкой. При виде Фуллертона на кафельном полу ванной он преклонил колени. Достав из сумки стетоскоп, он приставил к груди мальчика металлическую головку и выждал один пустой миг.

– Ну что? – спросил Кью, хотя и так знал ответ.

Директор покачал головой. Посветив фонариком в выпученные глаза Фуллертона, он прикрыл его веки с тем равнодушием, с каким защелкивают замки на портфеле.

– Увы, все кончено, – объявил он. – Мы должны незамедлительно похоронить мальчика. – Он повернулся к Ардаку и дал ему по-турецки какие-то указания. – Adamı denize atabilir misin?[44]

– Karanlık olmadan atmalıyız[45], – ответил Ардак, пожав плечами. – Ben botu hazırlarım[46].

– Что вы собираетесь с ним делать? – спросил Куикмен.

– Оставлять его на территории усадьбы нельзя. Это слишком рискованно. – Директор убрал стетоскоп и фонарик в сумку. – Ардак считает, что следует захоронить его в море. Нужно переговорить с попечительским советом, но, думаю, так будет безопаснее всего.

– Нельзя же просто бросить его в воду.

Директор поднялся на ноги.

– Нелл, давайте будем прагматичны. – Он возвышался надо мной, уставившись здоровым глазом в пол. – Это не первые похороны в Портмантле – люди болеют, и, если они отказываются обращаться в больницу, мы не всегда можем им помочь. Есть правила. – Он снова обратился к Ардаку: – Yaşlı adamdan yardım al[47]. – Затем отряхнул руки и сказал: – Мне надо сделать несколько звонков. Прошу меня извинить.

– Вы свяжетесь с его спонсором? – Мой голос звучал совсем слабо. – Надо сообщить его родным.

Директор сделал глубокий вдох.

– Не уверен, что это кому-то пойдет на пользу.

– Конечно, пойдет.

– Вы же не предлагаете нам как ни в чем не бывало вернуться к обычной жизни? – сказал Куикмен.

Директор повесил сумку на плечо.

– Я знаю, вы двое сдружились с мальчиком. Но что, по-вашему, произойдет, если я расскажу обо всем его спонсору? Это неминуемо приведет к утечке информации – мы не можем контролировать слова и поступки спонсоров, – и в наши ворота будут стучаться тысячи людей с расспросами. Мы закроемся еще до конца сезона. Простите, но я не подвергну Прибежище такой опасности ни ради Фуллертона, ни ради кого-то еще.

Во взгляде Куикмена читалось изумление, даже брезгливость – казалось, он разозлился не меньше моего.

– И что вы предлагаете делать, сэр? – спросил он.

– Следовать правилам. Иначе никак.

– Bunin için ekstra ödeme gerekir beyefendi[48], – сказал Ардак, остановившись в дверях.

Директор многозначительно посмотрел на него и кивнул. Затем, прошаркав к нам, умиротворяюще заговорил:

– Никто не хотел, чтобы все так вышло. Но мы должны быть готовы к любым происшествиям. Вы знали, чем рискуете, когда сюда ехали.

И вот под конец этого злосчастного дня мальчика швырнули в море, как рыбьи потроха, а у меня