Шрифт:
Закладка:
Саша по-прежнему староста десятого класса «А» и председатель школьного ученического комитета. Лицо, как видите, официальное, один из помощников директора, вхож в учительскую и тому подобное. Кроме того, он первый помощник физрука Варикаши. Предстоят зимние лыжные соревнования. Как же, надо готовиться! Нельзя уступать первенство школе имени Макаренко. Для Саши это дело чести и принципа. Положить Андрея Михайловича на обе лопатки, доказать ему!.. Саша, как обычно, занят по горло, а поэтому в его дневнике часто появляются отметки «хорошо», на «отлично» не вытягивает. С Женей у него отношения официальные. Вернее, это Женя относится к нему официально, хотя время от времени и переходит на капризно-дружеский тон. Женя не может простить Саше откровенности. А Костику Павловскому провожать себя разрешает!
Аркадий Юков после комсомольского собрания стал учиться лучше. В сентябре и октябре у него не было в дневнике ни одной посредственной отметки и только в ноябре он сорвался: получил «посредственно», теперешнюю тройку, по физике. Ах, уж эта физика! Я уже говорил о костюме, купленном им. Да, он, по его словам, «отхватил суконные штаны и почти дипломатический пиджак о двух пуговицах».
— Четыреста рублев! — важно говорил он товарищам, когда они, как купцы, ощупывали полы и рукава пиджака. Он подчеркивал этим, что материальное положение его семьи — на соответствующей высоте и он вполне независимый в этом смысле человек.
Это было не совсем так, но все-таки мать и сын Юковы жили лучше. В сентябре по решению горсовета матери Аркадия было выдано единовременное пособие, довольно солидное по тем временам, нужно сказать. Немного помогла Аркадию школа — вот откуда взялись деньги на костюм. Ну, и стал присылать матери немножко денег ее брат, работающий на Дальнем Востоке. Аркадий мечтал о покупке новых ботинок. А пока что он ходил в футбольных бутцах (шипы срезал, конечно) и в шинели времен Котовского и Фрунзе. Шинель была на зависть старомодна и великолепна. Шинель Аркадию нравилась. Он считал, что в этой шинели он похож на чапаевского Петьку.
В общем жизнь Аркадия Юкова шла своим чередом, он почти не вспоминал о прошлом. Аркадию шел восемнадцатый год, а молодые люди этого возраста считают себя, как известно, мужчинами.
Борис Щукин, основательно окрепнувший в Белых Горках, не бросал занятий спортом. Чуть ли не каждый вечер его можно было видеть в школьном физзале. «Солнце» он еще не крутил, но подъем разгибом делал так ловко, что Варикаша уже собирался включить его в список гимнастов, которым предстояло защищать честь школы на предстоящих легкоатлетических соревнованиях. Борис с удовольствием показывал Шурочке мускулы па руках и в шутку намекал, что он теперь может расправиться с ней, как повар с капустой. Шурочка почтительно щупала его бицепсы, и в глазах ее мелькал скромный огонек сожаления: прошли времена, когда она могла свалить брата на пол и нещадно бить локтями! Борис мало-помалу превращался в этакого симпатичного здоровячка. Может быть, поэтому Людмила Лапчинская стала заглядывать к Шурочке все чаще и чаще? Вполне возможно. Борис был бы счастлив, если бы это было так. Конечно, можно было проверить, но решиться на какое-либо действие самого невинного свойства Борис не мог. Возможно, счастье-то как раз в этом и заключалось.
Осталось рассказать о Костике Павловском. Как обычно, он не перегружал себя общественными заботами. На этот счет у него были свои принципы. Вот один из них: всему свое время. Он пояснял этот принцип очень просто: «В школе — учеба, после окончания школы — государственные заботы». На меньшее он, понятное дело, не рассчитывал. Государственные заботы его еще ждали где-то впереди. А пока что он был занят размышлениями о предстоящем бале, провожал Женю Румянцеву, тренировался на гоночной лыжне: он считался в школе способным лыжником. По этому поводу он говорил: «Слалом — спорт смелых. Бить друг дружке физиономии, прыгать через планку и поднимать гири — делать это могут все. Я тоже могу, хотя особого желания не имею. Но попробуют пусть боксеры спуститься с крутой горы, не сшибив ни одного хлыста!». Костик мог спуститься и не сшибить. Это правда. Но разбить физиономию боксеру он вряд ли бы сумел, скорее всего, наоборот. Ну, да не в этом суть. О Костике еще пойдет речь…
Другие приятели из школы имени Ленина жили той же жизнью, что и Саша, Борис и Аркадий. По-прежнему смешил класс Вадим Сторман, и в силу своих возможностей помогал ему Лев Гречинский.
Итак, особых инцидентов и исключительных событий не было.
Сентябрь, октябрь и ноябрь прошли.
Начался декабрь…
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
Это случилось в декабре.
В Ленинской школе полным ходом шли лыжные тренировки.
…Накатанная до блеска лыжня сбегала по правому крутому берегу Чесмы на покрытый снегом лед, поднималась на левый берег и уходила к лесу. Взяв с разбега возвышенность левого берега, физрук школы Варикаша резко свернул в сторону и оглянулся. Наискось через реку стремительно мчались лыжники. В вихрях снежной пыли они один за другим скользили по снегу и быстро поднимались на левый берег.
— Привал! — скомандовал физрук.
Он позвал Сашу Никитина и указал ему на ложе замерзшей реки.
— Ты видишь?
Там змейками извивались струйки снега. Такими же змейками курилось большое снежное поле между рекой и лесом.
— Поземка, — сказал Никитин и взглянул на небо. Час тому назад светло-серое небо нахмурилось. — Метель будет!
Варикаша кивнул головой:
— К вечеру разыграется… Придется вернуть девушек и слабых ребят. Дальше пойдут только самые сильные.
— Может, пройдем все? — осторожно спросил Саша.
— Опасно. — Варикаша решительно воткнул палки в твердый наст. — Пойдут сильнейшие!
Он назвал фамилии тех, кто пойдет дальше: сам Варикаша, Никитин, Ваня Лаврентьев и Костик Павловский.
— Странно! — запротестовала розовощекая Соня Компаниец. — Вы делаете исключение только для ребят. А девушки?
Соня считалась в школе сильнейшей лыжницей, поэтому всем была понятна ее обида.
Варикаша решил оставить и ее.
Через минуту все остальные лыжники под командой Льва Гречинского отправились обратно в город, а пятерка лучших спортсменов продолжила путь.
Лыжня пролегала по проезжей дороге, а затем сворачивала на лесную тропу. В лесу было сумрачно и тихо: обложенные снегом высокие елки глушили все звуки.
За лесом началась самая трудная часть дистанции — овраги, балки, холмистые вырубки. Где-то здесь, левее лыжни, ровное, как стол, поле заканчивалось Демьяновской кручей — пятидесятиметровым обрывом.
Когда физрук и школьники вышли в поле, пошел снег. Крепнущий ветер гнал уже не струйки, а густые потоки снега, мокрого и липкого. Непроницаемая снежная
