Шрифт:
Закладка:
Ехали молча. Франц вёл машину по узким тёмным улицам, стараясь как можно скорее добраться до главной дороги в Иннсбрук, кружа и петляя по маленьким деревенькам, рассыпавшимся между двумя городами, избегая крутых горных дорог, из-за снега ставших опасными.
Температура в машине уже в первые несколько минут упала очень низко. Лотта и Биргит закутались до носов и прижались друг к другу в бессильной попытке согреться на ледяном ветру, дувшем в выбитое окно.
История, которую они придумали на случай, если их остановят, была следующей: они поехали в Ладис навестить больную тётю. Лотта – не только монахиня, но и сестра милосердия. Бедная тётя при смерти, вот они и едут ночью, чтобы добраться до Ладиса как можно скорее.
У них в самом деле была тётя в Ладисе, но они видели её только в раннем детстве. Хедвиг подробно рассказала им о ней, чтобы история получилась как можно правдоподобнее. Ещё она написала тёте письмо, в котором просила оставить девушек у себя, пока они не помогут Францу благополучно перебраться. Лотта не могла себе представить, что придётся долгое время жить в Ладисе. Она вообще не помнила ни тётю, ни деревню, где та жила.
Следующие несколько часов прошли совершенно бессобытийно. Какое-то время спустя Лотта провалилась в беспокойный сон и, проснувшись разбитой и окоченевшей, с удивлением обнаружила, что они всё ещё едут и всё ещё темно. Ей начинало казаться, что во всём мире наступила бесконечная ночь и солнце никогда больше не взойдёт. Но вскоре по небу разлился бледно-серый свет. Они съели часть припасов, которые им заботливо собрала с собой Хедвиг, и постарались уснуть, несмотря на холод.
– Почему мы не можем ехать днём? – спросила Лотта, когда солнце высоко поднялось и засияло на вершинах снеговых гор. – Это ведь не так подозрительно, и к тому же, если мы будем в пути только ночью, мы за целую вечность не доберёмся до места.
– Это слишком опасно, – возразила Биргит, но Франц покачал головой.
– Лотта права. Чем дольше мы тянем, тем больше вероятность, что правда выйдет наружу. Может быть, сестра Кунигунда уже рассказала всё, что ей известно, и нас ищут. – Не услышав возражений, он продолжил чуть более уверенным тоном: – Чем быстрее мы доберёмся, тем лучше.
Биргит помялась, переводя взгляд с одного на другого, и наконец кивнула.
– Хорошо. Будь по-твоему.
Франц завёл машину и выехал на дорогу. Часы тянулись с мучительной медленностью. Порой Лотта пыталась разогнать тоску и страх, расшевелив сестру разговором, но Биргит была не настроена поддерживать беседу.
– Где Ингрид достала машину?
– Не знаю.
– А бензин?
– Не знаю.
– Как ты думаешь, они что-то узнали от Кунигунды?
По лицу Биргит промелькнула тень, и она отвернулась.
– Не знаю.
– Кстати, а где ты познакомилась с Ингрид?
– В кофейне, много лет назад.
– Она коммунистка?
– Говорит, что да.
– А что ты сделала? Как ты ей помогла?
– Лучше тебе не знать, – буркнула Биргит, глядя в окно.
В конце концов Лотта перестала задавать вопросы, и они молча проехали мимо Лофера, Вейдеринга, Сент-Джона в Тироле. На пути попалось несколько машин, но их ни разу не остановили.
– Бог хранит нас, – заверила Лотта, когда они были всего в пятидесяти километрах от Ладиса. Они ехали почти два дня, она была измучена и цеплялась даже за самую призрачную надежду.
– Если мы доберемся туда целыми и невредимыми, – сказал ей Франц, – я поверю в вашего Бога.
– А если нет? – с вызовом спросила Лотта. – Бог есть Бог, что бы с нами ни случилось.
– Вот этого я и боюсь, – мрачно ответил Франц.
Проползли еще километров двадцать. Все молчали, и в машине ощущалось густое напряжение. Они были так близко. Так близко…
И вот наконец Франц свернул на узкую тропинку, ведущую к крохотной деревушке Ладис. Её деревянные домики, укрытые снегом, были похожи на ледяные сугробы, и всё казалось очень мирным.
– Тётин дом – предпоследний на главной улице, – тихо сказала Биргит. Они решили сначала в самом деле заехать к ней, потому что им нужна была помощь. Хотя они находились очень близко от швейцарской границы, они не могли ехать по главной дороге, а попытка пройти её пешком в январе, не зная ничего о местных условиях, несомненно, стала бы смертным приговором.
– Можем ли мы ей доверять? – спросил Франц, и Биргит пожала плечами.
– Мы должны. Мама сказала, что она хорошая женщина. Мы должны верить в её доброту.
Они довольно легко нашли дом. Поскольку уже стемнело, в главном окне горел свет. Они припарковали машину у входа и переглянулись. Её, конечно, нельзя было не заметить, поскольку других машин в деревне не наблюдалось, и если кто-то из местных жителей был на стороне нацистов, времени оставалось очень мало.
Франц тихо выбрался из машины, следом за ним Биргит и Лотта. Они прошли по расчищенной тропе мимо сугробов, доходивших им до пояса, к двери и постучали.
Женщина, которая им открыла, оказалась высокой и крепкой, её седеющие светлые волосы, такие же, как у Хедвиг, были стянуты в такой же тугой узел. На её лице читались подозрение и страх.
– Танте[18] Эльфрида, – сказала Биргит, – мы ваши племянницы, Биргит и Лотта. Дочери Хедвиг.
– Что, ради всего… – Эльфрида с изумлением смотрела на них, прежде чем наконец окинула испуганным взглядом тёмную улицу и решилась их впустить. – С Хедвиг всё в порядке?
– Да, у неё всё хорошо, и у папы тоже, – ответила Биргит. – Но нам нужна ваша помощь, танте Эльфрида. – Она перевела взгляд на Франца, и глаза тёти расширились – она всё поняла. – Срочно.
Меньше чем час спустя они ехали вдоль дороги, ведущей к швейцарской границе всего в нескольких километрах отсюда. Супруг Эльфриды Карл, которого Лотта совершенно не помнила, согласился, хоть и с большой неохотой, им помочь. Им нужно было проехать около километра, а горы Францу предстояло пройти пешком. Карл рассказал, что примерно в миле от них есть горная хижина, где можно укрыться на ночь, но нужно быть осторожнее, потому что здесь рыщут, выискивая контрабандистов и беженцев, пограничники с винтовками и немецкими овчарками, натренированными убивать.
– Мы уже совсем близко, –
