Ну, это не совсем точно. Эти чувства не новые, Эди, но теперь я вижу, что сделали с тобой мои слова. Не переживай – я запихну их обратно на место, и ты больше не услышишь ни слова об этом от меня. Хотя я прошу тебя не игнорировать идею бизнес-проекта Эверетт – Ягер. Мне все равно, где мы будем располагаться и сколько времени займет его воплощение в реальность. Я думаю, это будет круто. Я думаю, мы будем крутыми.

Грэм»

Глава 27

Эди

Наши дни

Когда Эди увидела письмо, то поначалу предположила, что это просто очередная бумажка, выпавшая из ящика прикроватной тумбочки Мака. Не в первый раз. Он всегда пихал в этот ящик разные мелочи: записки от детей и его родителей, всякую всячину, скапливающуюся в карманах к концу дня, обрывки бумаги и квитанции. Раз в сто лет он разбирал ящик, отделяя зерна от плевел, но чаще тот был забит битком и что-нибудь выпадало и рассыпалось по полу под тумбочкой.

Этим утром она делала обычную быструю уборку второго этажа, собирая оказавшиеся не на месте вещи и раскладывая их по местам. Она подняла письмо с пола под его тумбочкой вместе с парой грязных носков. Носки сунула в корзину для белья, а письмо в карман своего банного халата и не вспоминала о нем до тех пор, пока не сняла халат, чтобы переодеться, и не услышала шуршание бумаги в кармане. Натянув через голову любимое простое черное платье и сунув ноги в шлепанцы, она достала бумажку и пошла в ванную, чтобы выкинуть ее в мусорку.

Эди не знала, что побудило ее бросить второй взгляд на бумажку, когда она уже протянула ее к мусорке, но, увидев однозначно женский почерк, остановилась. Это не ее почерк, и слишком много слов, покрывающих обе стороны листа.

Она разгладила письмо на консоли и быстро просмотрела. Голова была забита предстоящим обедом с Грэмом, поэтажными планами, которые он собирался показать ей, и тем фактом, что он вообще вернулся в ее жизнь. Однако стоило прочитать первые строчки, как все мысли испарились.

«Дорогой Мак,

отправляю тебе это фото, хотя знаю, что это, наверное, станет шоком. Но не злись. По крайней мере пока не выслушаешь меня. Мне нужно кое-что объяснить и признаться.

Во-первых, я прошу у тебя прощения. Когда я приезжала к тебе в Бирмингем прошлой осенью, то собиралась рассказать, что жду ребенка. Не чтобы что-то требовать, а потому, что мне казалось неправильным скрывать это от тебя. Я не смогла произнести слова и очень сожалею. Наверное, отчасти я надеялась, что ты каким-то образом сам поймешь. Что стоит тебе только посмотреть, и ты увидишь сквозь стену, которую я всегда считала необходимым поддерживать, и узнаешь мою правду: что я ношу твоего ребенка и что каким-то образом, несмотря на эту стену, я влюбилась в тебя. Я влюбилась в тебя так же сильно, как ты в меня, хотя мне не хватило смелости признаться тебе. Я хотела, чтобы ты увидел сквозь всю мою оборону и мое упрямство и обнял бы меня, и принял, и как-то устроил нашу жизнь. Для нас троих.

Глупо, я знаю. Всего лишь фантазия. Правда в том, что у тебя своя жизнь. Я увидела это, когда стояла в твоей квартире и смотрела на твои вещи: учебники и тетради, пробковую доску, заполненную напоминалками и датами тестов. Кружку со следами помады по краю, которая, я знаю, принадлежала Эди.

Я не вписываюсь в твой мир, Мак. Я понимаю это сейчас, и я понимала это в конце лета, когда сбежала от тебя вместо того, чтобы встретиться, как ты просил. Слабая и наивная надежда на то, что я ошибалась, заставила меня поехать искать тебя в Бирмингем, но потребовалось всего несколько минут, чтобы осознать, что я совсем не ошибалась. Ты шел своей дорогой, и эта дорога не включала меня. И это нормально. Это правда нормально.

Верь мне, когда я говорю, что сообщаю тебе про Райли сейчас не для того, чтобы ты что-то делал. Считай себя свободным от обязательств. Я просто хотела, чтобы ты знал о ней. Но, пожалуйста, знай, что у меня все хорошо. У нас с Райли все хорошо. Посмотри на фотографию. Посмотри на нас. Убедись сам».

Эди отдернула дрожащие руки от письма, как будто оно горело или было ядовитым. В голове металось все, что случилось тем летом и в первые несколько месяцев после возвращения в колледж.

«Посмотри на нас», – писала Кэт. Забрав письмо, Эди открыла ящик тумбочки Мака и рылась в нем, пока пальцы не коснулись гладкой поверхности небольшой фотографии. С мучительной болью из-за каменно-твердого узла в груди она поняла, что будет на фото, еще до того, как достала его из ящика.

Вот она. Кэт. Светлые волосы, загорелая кожа, красивая. И маленькая Райли. Розовенькая, счастливая, как с картинки. «Июль 2001» – было аккуратно подписано на обороте. Эди сползла на пол, положив голову на колени, письмо упало на пол перед ней.

Эта женщина была для нее тайной – более того, она для нее не существовала, – и тем не менее знала все про Эди. Той осенью она приезжала к Маку, а значит, Эди с Маком уже снова были вместе. Они стояли в его квартире вместе, смотрели друг на друга. Кэт видела чашку Эди на столешнице, разглядывала вещи Мака. Что еще произошло? Что еще она не знает?

* * *

В «Голубой плавник» Эди приехала в растрепанных чувствах. Сердцебиение не успокаивалось с того момента, как она на дрожащих ногах спустилась на первый этаж своего дома и села в машину. Она собиралась сначала заехать в офис, чтобы проверить кое-какие пункты из списка дел, но так долго просидела на полу спальни, оцепенев телом и разумом, что упустила все возможности продуктивно поработать до встречи с Грэмом в половине двенадцатого.

Официантка в «Голубом плавнике» проводила ее в патио с видом на дельту. Воздух был теплым, но не горячим, а круглый столик в углу, за которым спиной к ним сидел Грэм, стоял в тени большого голубого зонтика.

– Сюда, пожалуйста. – Официантка показала на пустой стул рядом с Грэмом. – Могу я принести вам что-нибудь из напитков?

– Просто воду, пожалуйста.

Она кивнула и ушла, и не успел Грэм обернуться или что-то сказать, как Эди наклонилась над столом, рассматривая бумаги, которые он разложил перед собой.

– Ладно, покажи