Он и сам был ходячий органайзер. Потянул за уголок пластиковую карточку, она застряла, и мент — он был дерганый, злющий — вдруг сунул руку в окно, цапнул всю сумочку. «Давай, давай. Всё проверю: техталон, страховку». И пошел в свою стеклянную избушку на курьих ногах. А второй, сонно-флегматичный, остался.

— …На посту у меня тоже выбора не было. Сделал то, что нельзя было не сделать. — Родос согнул четвертый палец. Соня от жуткого воспоминания зажмурилась.

Тогда она не поняла, отчего Родос внезапно будто окоченел. Посидел несколько секунд, весь каменный. Говорит: «Вылезу, ноги разомну». И вышел из машины, сам что-то за спиной прячет. Вдруг как стукнет гаишника по голове. Топорик с хрустом вошел в кость и остался торчать в прорубленной фуражке. У мента глаза изумленно поднялись кверху, уставились на каучуковую рукоятку. Потом закатились, остались только страшные слепые белки. Он еще не рухнул, а Родос уже кинулся обратно в машину, рванул рычаг, вывернул руль и дал по газам.

«Ты что?!» — закричала Соня.

«У меня там повестка. 338-ая статья. Семь лет за дезертирство» — сквозь белые, трясущиеся губы процедил он.

«Астра», набирая скорость, неслась обратно к поселку.

«Ты его убил» — пролепетала Соня.

«Иначе они убили бы меня. Ты знаешь, я в тюрьме недели не выживу».

Родос и теперь повторил, словно сам себя убеждая:

— В той ситуации это было единственно возможное решение. Плохое. Но единственное. И потом мы всё тоже сделали правильно.

Что было потом, Соня запомнила неотчетливо. В городке Родос свернул в первый же переулок. Подождал, пока по трассе с отчаянной сиреной промчатся один за другим два полицейских автомобиля. «Идем, — сказал. — Я видел автобусную станцию».

Они уехали первым же отходящим межгородом. Рейс был до Краснодара.

«Спокойно, спокойно, — шептал Родос. — Ты видела его харю? Без такого упыря мир стал только лучше. Надо собраться с мыслями. Выработать план». Он сейчас был не похож на человека-машину, и в Соне жалость вытеснила ужас. «Ты всё придумаешь, когда мы доедем, — сказала она. — А сейчас положи мне голову на плечо и поспи. Это самое разумное. Мозг должен отойти от шока». Он послушно склонил к ней голову и тут же уснул. Соня запретила себе думать о прошлом и будущем, жила только настоящим, и оно было прекрасно.

В Краснодаре на автовокзале, стоя перед билетной кассой и глядя на табло, Родос, опять хладнокровный, рассуждал вслух: «Грузия отменяется. Москва тоже. У них по всей трассе план «Перехват». Действует максимум 48 часов, потом пойдет обычный розыск. Нужно место, чтоб пересидеть, затеряться. И откуда потом можно хоть как-то свинтить. Задача трудная, но решаемая. Разум всё превозмогает».

— …И разум всё превозмог. — Родос поднял пятый палец, единственный еще не согнутый — большой, так что жест получился гиперпозитивный. — Правильное решение разорвало цепочку какокрымии. И неслучайно этим решением стал Крым.

В результате они сели на автобус «Краснодар-Керчь». Логика у Родоса была такая. Первое: в Крыму искать не станут, потому что это в стороне от трассы. Второе: в Крыму полно приезжих, потому что курорт и беженцы. Третье: крымским ментам не до уголовки, они с утра до вечера ловят украинских диверсантов. Четвертое: единственная возможность для человека в розыске выбраться из Эрэфии — перейти линию фронта. Это риск, но всяко лучше, чем быть забитым до смерти в ментуре.

«Я с тобой, — сказала Соня. — Мне оставаться тоже нельзя. Я же соучастница».

* * *

Три часа прошло с тех пор, как Родос поднял большой палец и объявил, что цепочка плохих решений прорвана.

Автобус подъезжал к Тамани, когда дорога вдруг встала вмертвую. С той стороны было пусто, неслись только полицейские машины с сиренами. Наверху затарахтели вертолеты. Прямо по обочине, подпрыгивая, прогромыхал бронетранспортер, за ним другой, третий.

— Это не может быть из-за меня, — сказал Родос. — Уж бэтээры-то… Из-за гаишника вряд ли.

Но голос немножко дрогнул, и вопросительная интонация проскользнула.

— Не может. Я выйду, узнаю.

Соня бодро кивнула ему, хотя внутри вся съежилась от ужаса, и сильно захотелось по-большому.

Шофер автобуса стоял в кучке других водил, они размахивали руками, что-то обсуждали.

— Что случилось? — спросила Соня.

— Мост грохнули. Не то прилет, не то фура какая-то рванула, — возбужденно ответил шофер и заторопился, стал толкать Соню назад к автобусу. — Садись, садись, а то эти бешеные.

Она увидела, что вдоль шоссе бегут полицейские, густо. Один остановится возле автомобиля, другие гонят дальше. И орут:

— Всем сесть в машины! Приготовить документы!

Кто замешкался, получал удар резиновой дубинкой.

Задыхаясь, Соня бухнулась на сиденье, шепотом объяснила Родосу.

— Опять какос, — скрипнул он зубами. — Не надо было в Крым ехать. Блин, надо паспорт куда-то… Найдут — кранты.

Он схватил красную корочку, запалил зажигалкой, кинул в приоткрытое окно с той стороны, куда никто не смотрел — все глядели влево. Там в небо поднимался столб черного дыма.

Но когда в салон поднялись проверяющие, стало ясно, что решение опять было ошибочным. Менты просто требовали показать паспорт и смотрели прописку. У кого крымская — велели выходить. Фамилии их вообще не интересовали. Но когда Родос сказал, что паспорта нет, потерял, прапор заорал:

— Есть один! Без документов!

Подскочил другой, здоровенный, заломил Родосу руку, поволок его, полусогнутого, к выходу. Поганая цепочка всё тянулась.

Соня кинулась следом, просила не делать больно, лепетала, что может поручиться.

Но Родоса поставили в сторонке от крымских, надели наручники. Офицер, три звездочки на погонах — лейтенант, капитан? — вызвал по рации конвойного.

Соне сказал:

— Покажи документ… Маринадова Софья Семеновна, Москва. Знаешь его?

— Знаю. Это мой жених! Его зовут…

Она запнулась, чуть было не назвав настоящее имя. Но