class="p1">Ворчун помог мне дойти до открытой щели и позволил опереться о раму, после чего удалился в безопасное место у главного входа в фойе, расположенное не более чем в трех метрах от меня. Я стоял неподвижно, крепко вцепившись в дверную раму, пытаясь понять, как лучше решить проблему, и при этом не оказаться в грязном вонючем месиве, устилавшем пол. О том, что можно легко поскользнуться или упасть задницей в самую гущу, не хотелось даже и думать.

Сортир представлял собой типично арабскую конструкцию: фарфоровая дыра в полу с немного приподнятой подставкой для ног по обе стороны. Высоко на стене висел бачок для воды, который соединялся с чашей в полу ржавой металлической трубой, проходящей вниз вдоль стены.

Я разработал план действий, набрался смелости и пошел — мое тело уже было не в состоянии выдерживать нерешительность. Запрыгнув в кабинку, я умудрился избежать места наибольшего разлива дерьма и смог поставить ногу на одну из подставок, одновременно используя трубу для опоры. Стоя в таком положении, я сбросил то, что оставалось от моих камуфляжных брюк (правая штанина была отрезана до середины бедра), выставил поврежденную ногу перед собой, и медленно опустился на корточки, держась за трубу, чтобы не свалиться замертво.

Неважно, что мне было неудобно, природа смилостивилась и быстро взяла свое, и я смог завершить процедуру за считанные секунды. Однако, к своему ужасу, я вдруг понял, что тут не хватает одного важного компонента: туалетной бумаги. Я тщетно оглядывался по сторонам, и тут мой взгляд упал на небольшой кусок шланга, прикрепленный к крану у основания стены.

«Вот зараза, — выругался я про себя, — придется подтирать задницу водой и рукой, при этом еще и балансируя, черт возьми! Охренеть как здорово».

Конечно, все это могло случиться при условии, что вода будет в наличии. К моему облегчению, из конца шланга — конца, о котором не стоило особо задумываться, — пошла жидкость и мне каким-то образом удалось закончить процедуру. К концу своего плена я мог уверенно выполнять это необходимое упражнение в полной темноте. Необычная претензия на славу.

Быстро оправившись, я подскочил к небольшому тазику, стоявшему в фойе. Ворчуна нигде не было видно. Рядом валялось несколько обломанных кусков мыла, и я воспользовался ими, стараясь как можно лучше продезинфицировать руки. Как по команде, нарисовался охранник и помог мне вернуться в камеру и лечь на койку, позволив не пристегивать запястье, чтобы я мог съесть вечерний ужин.

После этого случая я старался всегда быть готовым к визиту в нужник. Припрятав в карманах и за водопроводной трубой маленькие обрывки простыни, чтобы использовать их в качестве туалетной бумаги, я позаботился о том, чтобы мои руки и задница соприкасались как можно реже. Диарея или что-нибудь похуже — состояние, которого я точно не хотел, и которому не должен был способствовать. Моему организму и иммунной системе и так хватало проблем, без дополнительных осложнений в виде расстройства кишечника.

Рядом с кроватью появился небольшой столик, на котором стояли кувшин с водой и пластиковый стаканчик: Ворчун положил мне на ладонь четыре разноцветные таблетки и велел принять их. Очевидно, он был обязан следить за тем, чтобы я это делал, и относился к этому серьезно. Я послушно положил таблетки в рот и проделал все видимые действия, чтобы проглотить их, запивая водой, спрятав при этом таблетки под язык.

Удовлетворенный тем, что его долг выполнен, охранник оставил меня без кандалов доедать мой рацион из риса и хлеба, закрыв и заперев дверь на засов при уходе. Как только я счел это безопасным, я высыпал таблетки в руку и стал их рассматривать, надеясь найти хоть какой-то намек на их происхождение или назначение. Но таковых не оказалось: две капсулы были бело-красными, остальные — бело-желтыми. Так что от своих усилий я точно не стал мудрее.

«Ну, если бы они хотели меня убить, то уже сделали бы это», — рассудил я и проглотил всю партию, отчаянно надеясь, что это действительно антибиотики.

Доедание риса оказалось еще одним интересным занятием, которое преподнесло мне урок, который я не забуду. В Ираке все оказалось не таким простым.

Я с готовностью набросился на первую ложку, поскольку мое тело жаждало пищи, но это едва не обернулось катастрофой. Когда я стал усердно жевать разваренную коричневую кашу, мои зубы начали стучать о множество мелких, неподатливых предметов, которые на ощупь были похожи на камни, отчего чуть не сломались. Выплюнув содержимое обратно в миску, я провел пальцем по внутренней поверхности рта в поисках сломанных зубов — было полное ощущение, что я их повредил. С зубами все оказалось в порядке, и я принялся просеивать размокшие, полупережеванные кусочки риса. Ну конечно, среди всего этого спряталось полдюжины крошечных круглых полированных камней — виновники того, что едва не разрушило мою зубную работу. Не думаю, что их положили туда специально; более вероятно, что это были остатки из кастрюли, в которой рис варился изначально. С этого момента каждая ложка, попадавшая мне в рот, тщательно просеивалась и проверялась, чтобы я мог есть, не сломав зубы.

Ворчун вернулся примерно через час, чтобы забрать пустую миску и снова надеть наручники, на этот раз позаботившись о том, чтобы закрепить их не слишком туго.

Он вышел из комнаты, как обычно, закрыв за собой дверь, когда заходящее Солнце начало лишать комнату последних остатков света. Через час в камере наступила полная темнота.

Я лежал и смотрел на потемневший потолок, наконец-то почувствовав, что могу расслабиться, когда ночь, старый союзник, снова приняла меня в свои утешительные объятия. В последующие недели я тосковал по утешению, которое приносила ночь, по побегу от реальности, которая бомбардировала меня со всех сторон на протяжении дня. Лишь в очень редких случаях стражники беспокоили меня ночью — они наслаждались своей компанией, а я — своим одиночеством.

К сожалению, наступление темноты сопровождал один существенный недостаток. Ночь предвещала прибытие стай бомбардировщиков союзников — тех самых массовых соединений, которые я видел, ожидая заправки нашего «Чинука» всего несколько дней назад. «Торнадо», «Ягуары», «Стелсы» и множество других военных самолетов проносились под покровом темноты, стремясь сбросить тысячи фунтов боеприпасов на иракскую столицу и другие ничего не подозревающие цели.

Не успевала наступить ночь, как сирены воздушной тревоги начинали свой непрекращающийся вой, а батареи зенитной артиллерии по всему Багдаду вели отчаянный поиск ненавистных самолетов.

Одна из таких батарей располагалась прямо над моей камерой: как я и предполагал, это было укрепление, выкопанное в верхней части берега и укрепленное мешками