дождь со снегом шёл всю последнюю неделю, внутри же каменного мешка оказалось на удивление сухо, льда в очаге и вокруг не было. В копилку наблюдений добавилась заложенность ушей, что уже явно намекало горную дислокацию нашего пристанища.

Я вновь обратила внимание на подругу по несчастью. Мне почему-то стало стыдно. Животина меня отогревала, а я от неё отползла как от прокажённой. Рысь не делала попыток приблизиться, давая возможность привыкнуть к своему виду. Худющая до крайности, с выступающими рёбрами, она переминалась с лапы на лапу. Я осторожно приползла обратно, уже более внимательно рассматривая животное. Та в ответ взирала на меня с надеждой единственным здоровым глазом. Серым. Осмысленным. Человеческим. Знакомым.

«Твою мать!» — было самым приличным из промелькнувших у меня мыслей в тот момент.

— Баламат? — несмело позвала я оборотницу в надежде на ошибку.

Рысь сделала шаг и рухнула мне на колени словно подкошенная, рыдая практически по-человечески. Слёзы лились бурным потоком, смешиваясь со стонами и жалобными причитаниями израненной рыси. Некогда прекрасная девушка, запертая в теле едва живого зверя, выплакивала всю боль, одиночество и ужас, скопившиеся за долгий срок.

* * *

Слишком поздно Баар понял, что опоздание Жени не относится к женскому кокетству. Пока он связался с охраной, подтвердившей пунктуальность девушки, пока получили записи камер безопасности ресторана, прошло больше часа. И уж точно ирбисы не ожидали увидеть в качестве похитителя мать Хаардааха и Баламат, Аду.

Женщина пропала из общины ещё два месяца назад, в день неудавшегося переворота вместе с дочерью. Бэрил, правда, наводил справки по Баламат, и там была странная история. Несколько медведей утверждало, что рысь спасла им жизнь во время пожара, а сама погибла. Но обследовав пожарище, судмедэксперты не нашли ни человеческих, ни животных останков.

Сам Баар искренне верил, что Баламат отправилась выслеживать собственную мать-беглянку, чем была с ней заодно. Не могли быть заодно люди, живущие словно чужие с детства. Сейчас Баабыр корил себя за беспечность, с которой отпустил любовницу отца восвояси. Тогда ему казалось, что за всем стоял Хаардаах, но, видимо, он недооценил женское коварство и теперь поплатился за это.

Звонок отцу Евгении дал хоть какие-то зацепки. Тот отследил дочь только до Санкт-Петербурга, дальше след терялся, что, по его словам, означало нахождение Жени либо в самолёте, либо на подводной лодке. Бэрил запросил по своим каналам сводку по всем авиапассажирам из Пулково, но Евгения там не фигурировала. Зато было четыре бизнес-джета, вылетевшие примерно в одно время из Пулково-3 в разные стороны: Швейцария, Монголия, Москва и Казань. Ягер взял на себя встречу бортов в пределах страны, а мы страховали заграницу. Тем более что самолётом из Олёкминска до аэропорта Улгий в Монголии было на полторы тысячи километров ближе, чем отсюда. Со Швейцарией оказалось ещё проще, там летел кто-то из чиновников минтранса на плановую операцию. Когда мы уже собирались вылетать на место встречи с отрядом Ягера, пришло сообщение с требованиями:

«Завтра в 14.00 мой сын живой и здоровый должен оказаться в этой точке 49°47′53» с. ш. 88°29′45″ в. д. Один. С телефоном Бэрила. Тогда получишь координаты на свою девку'.

— Какого чёрта ей понадобилось посреди Чуйской степи? — ошарашено уточнил Кар, рассматривая результат ввода координат.

— Это где вообще? Где ближайшая взлётка? — моментально отреагировал по конференц-связи Ягер.

— Это Алтай, есть полоса в Кош-Агаче, — после секундной задержки ответил Бэрил. — Я договорюсь с пограничниками, проблем не будет. И Баар, надеюсь, ты знал, что делал, когда не дал нам пристрелить этого… неучтённого наследничка.

* * *

Мы сидели в обнимку с Баламат, пытаясь телами согревать друг друга. Рысь то и дело вздрагивала, виновато постанывая, когда та или иная рана давала о себе знать. В сумраке я постаралась убрать грязь из наиболее страшных ран, но что ещё можно было сделать без антисептиков и бинтов, не знала. Пришлось расстелить мой пиджак, чтобы грязь снова не попадала в едва очищенные раны. Так и сидели вместе, дрожа как осиновые листья на ветру. По ощущениям температура давно опустилась ниже минус двадцати градусов, и болезненный жар оборотницы не справлялся с нашим обогревом.

Каждые полчаса я вставала и пыталась разогнать кровь самой обычной зарядкой. Приседания, наклоны, прыжки, отжимания ни черта не помогали, но хотя бы создавали видимость деятельности. Страшнее всего было сдаться и покориться. Я пыталась придумать план, как выбраться из ловушки. Рогнеда не отвечала на мои призывы, то ли в очередной раз уйдя в подсознание, то ли лимит её проявлений неуклонно приближался к нулю, как и предупреждала Ягу. Мне очень не хватало её собранности. Тогда, в реке, только её команды помогли не удариться в панику, а продолжать бороться. Вот и сейчас я пыталась делать хоть что-то, лишь бы не замерзать заживо рядом со сломленной оборотницей.

Длины цепи едва хватало до импровизированного очага, но не до противоположного края каменного мешка. Поэтому, когда там отворилась неприметная каменная плита, я даже не стала дёргаться, лишь присела возле рыси. К нам пожаловала моя похитительница. Вся её экипировка состояла из горнолыжного костюма, туристического рюкзака с рацией на лямке и пистолета на поясной кобуре.

Женщина принялась разбирать рюкзак, насмешливо посматривая на нас с Баламат.

— Я смотрю, спелись, сиротки!

Мы никак не отреагировали на замечание, а рысь, кажется, вздрогнула всем телом и сжалась, ожидая удара, но его не последовало.

В наш угол полетел кусок мороженого мяса. Летел он прицельно в голову Баламат, я еле успела подставить руку, чтобы отвести удар, но это не сильно помогло. Килограмм десять мяса отозвались болью в отбитой ладони. Баранья нога шлёпнулась рядом, а оборотница даже не дёрнулась.

— Жри давай! И не вздумай подыхать, когда мы так близко к цели. Или ты хочешь, чтобы я опять тебя проучила?

В сумраке раздался свист рассекаемого воздуха. Над нами мелькнул кончик кнута с металлическим наконечником, щёлкая практически у моего носа. Я непроизвольно пригнулась, а Баламат снова вздрогнула и подтянула лапой баранью ногу к морде. Отрывая кусками мясо, она съедала наружные грязные куски и осторожно подавала мне чистые, находящиеся ближе к кости. Я честно попробовала грызть замороженное мясо, отчего меня пробрало холодом ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда уже больше. Осторожно припрятала свои куски за спину, в надежде отдать Баламат попозже.

Блондинка увидела это и рассмеялась, едко и даже зло скривившись.

— Да что же вы все здесь такие добренькие⁈ Смотреть противно!

— Ну да,