и уставился на красивый инструмент. Внезапно у него пересохло в горле.

– Что ты сказал?

– Да ничего… Я говорю, непонятно, зачем устраивать схрон с гитарой в Ржавом лесу и потом где-то бродить целую неделю.

– Но это же не тайник Марка. Он никогда тут не был. Я за это ручаюсь.

– Не был, – согласился Эльф. – Этот схрон устроили по его приказу.

Борланд ошалело потряс головой.

– Эй, тебе нехорошо? – обеспокоенно спросил Эльф.

Борланд сглотнул и сказал, стараясь, чтобы голос звучал твердо:

– Все в порядке. Откуда тебе известно про схрон?

– Откуда известно мне?! Да это кому только не известно! Половина Бара тебе подтвердит, что на прошлой неделе с Рубежа на север прошло двое шакалов из клана «Прах», и у одного была гитара! Поскольку им самим такой гитары не достать, то ясно, что они выполняют какое-то задание. Или ты хочешь сказать, что не знал, что именно Марк раскапывал в собственном схроне?

– Постой, – Борланд поднял ладонь. – Ты точно уверен в своих словах?

– Чел, это не подлежит сомнению. Гитара принадлежит Марку и была его собственностью с самого начала. Он пришел с ней в Зону. И эта яма у вертолета – его собственный тайник. И всегда им был.

Эльф выбросил окурок и пожал плечами:

– Да и вообще, почему бы тебе не спросить у него самого? Смотри, он уже идти собирается.

Марк с помощью Ореха снова пристраивал рюкзак на плечи.

Когда Борланд с Эльфом приблизились, Марк сказал:

– Мы идем в Припять. Вы с нами?

– Да! – воскликнул Эльф.

– Тогда вперед.

Марк уверенно зашагал на север. Орех с Эльфом направились за ним.

Борланд, чувствуя себя как человек после жестокого розыгрыша, молча смотрел им вслед.

– Вперед? – тихо сказал Борланд. – Конечно, вперед. У меня вопросы к тебе. Много вопросов. И ты, клянусь честью, ответишь на все.

Бросив гитару на землю, он до боли сжал руку в кулак и пошел за Марком.

Оставшийся в одиночестве шаман бережно спрятал гитару обратно в схрон, закрыл крышку ящика и наскоро присыпал землей. Прислушавшись к чему-то, он отправился догонять своих товарищей. Разбитый вертолет грустно махнул ему на прощание лопастью винта, слегка покачнувшейся под порывом радиоактивного ветра Зоны.

Глава 20

Город отчаяния

Они прошли не менее километра, прежде чем Марк понял, что именно показалось ему странным. Местность ничем не была похожа на ту Зону, к которой он привык. Обычно он обходил аномалии стороной при их появлении на экране бесшумного детектора, пристегнутого к рукаву, и научился механически отмечать их в сознании, думая при этом о чем-то другом. Большинству сталкеров такая тактика показалась бы самоубийством, но Марк настолько слился с Зоной, что аномалии были для него препятствием не большим, чем ямы или поваленное дерево. Старые проводники нашли бы что сказать о сталкере, сумевшем приобрести годовой опыт выживания за неделю. Только не знали они, что у Марка было времени намного больше.

Территория с редеющим лесом, по которой шли сейчас сталкеры, вообще не была Зоной как таковой. Кропотливо выработанное «чувство Зоны» бездействовало. Марк видел только естественную природу данного климатического пояса, столь привычную его органам чувств на Большой земле. Радиоактивный фон был в норме – в сталкерской норме, а не общеустановленной. Но, поскольку Заслона больше не существовало, было бы странно удивляться отсутствию разницы в уровне радиоактивного загрязнения. Конечно, внутри купола должно было фонить не меньше, чем за его пределами, и даже больше. Однако Зоны не чувствовалось. Ни аномалий, ни артефактов не попадалось. Марк не сразу подобрал подходящее сравнение – все вокруг выглядело так, словно второго взрыва никогда не было. Обыкновенная местность образца 2006 года, относительно безопасная для экстремального туризма.

Сталкеры вышли на шоссе и направились в сторону города. Ржавый лес остался далеко позади и справа. По обеим сторонам от дороги простирались непаханые поля. Только сейчас Марк понял, что именно эту картину он и ожидал увидеть. Осознание того, насколько правильными оказались его предположения, заполнило сталкера тихим восторгом.

Борланд шел в хвосте группы. Он молчал, фиксируя все изменения в пейзаже и поведении команды. Сталкерам начало казаться, что они благополучно вышли из Зоны и скоро встретят первые обитаемые поселки, троллейбусы и работающие заводы.

Когда они миновали дорожный указатель на двух столбах с облупившейся надписью «Припять», у Борланда окончательно сформировался перечень вопросов к Марку, но момент был явно неподходящий для того, чтобы их задавать. Зона, к которой они привыкли, осталась далеко позади, в двух часах ходьбы. Солнце клонилось к горизонту, и становилось ясно, что при самом благополучном раскладе команда будет вынуждена заночевать в Припяти. Но чувства опасности при этом не возникало – до того бывший атомоград был похож на заурядный населенный пункт, жители которого просто еще не вернулись с работы.

Но, углубляясь в городские кварталы, они начали понимать, что никто и никогда в этом месте с работы уже не вернется. Опустевшие пространства оживленного когда-то города начали давить на психику похлеще самых меланхоличных районов Зоны. Первые дома, построенные по новаторскому в свое время принципу треугольной застройки, смотрели на сталкеров пустыми глазницами разбитых окон. Осиротевшая детская площадка выделялась на общем фоне как красноречивый памятник искренней мечте о светлом будущем. Печальнее скрипящих на ветру, давно несмазанных качелей могли быть только качели безмолвные. Для многих детей они стали последним воспоминанием времен беззаботного, но несправедливо короткого детства.

Обломки крытой автобусной остановки перемешались с прогнившими досками деревянной скамьи. Сухие деревья выставили мертвые ветви в пространство. Запертые двери сберегательной кассы не вызывали никакого желания их отпереть. На побитой облицовочной плитке лежала ржавая табличка, указывающая путь до ближайшего пожарного шланга, в котором нельзя было надеяться найти хоть каплю воды. Прямо на дороге валялись обломки стульев, ящиков, детская коляска без одного колеса. Высокие темно-красные флагштоки грустно уставились в небо.

Миновав этот квартал в гробовом молчании, команда пересекла улицу Леси Украинки и вскоре вышла на проспект Ленина. Огромный герб СССР возвышался на двенадцатиэтажном жилом доме, символизируя столь же огромных масштабов обесцененную идеологию.

Сталкеры дошли до главной площади Припяти. Горсовет… Дом культуры «Энергетик»… Гостиница «Полесье»…

Город был одним большим артефактом, к которому можно прикоснуться, но нельзя унести с собой. И правом на владение этим артефактом не обладал никто. Самое большее, что можно было с ним сделать, это побывать в нем. Этого заслуживали только те, кто мог сюда добраться.

Борланд смотрел по сторонам и чувствовал, что в нем что-то меняется.

– Пятьдесят тысяч человек, – тихо