разглядывали, словно те были ожившими мумиями. Всю дорогу, пока шли от автостанции до дома, удивлялись. Руслан шёл рядом, пошучивал, но правду не выдавал. Ещё неизвестно, как Ася отреагирует.

Ася надавила на кнопку звонка. Всё внутри дрожало и трепетало страхом. Как родители встретят жениха? Вспомнилось, как мать замолчала на том конце провода, когда Ася огорошила, что выходит замуж. Да, все знают, что это когда-нибудь произойдёт: ходят, говорят, подталкивают, торопят – и всё равно от такого знания всё внутри обрывается. «Ах! Мы не готовы! Так быстро! Так рано!» О любви не вспоминают, только банальные фразы «Кто он?», «Родители кто?». Всё внутри общества дрожит и трепещет от принятого решения. А если человек, по общему мнению, выбрал себе не пару, то рассуждения превращаются в род сплетен.

Дверь раскрывается моментально. Значит, видела в окно. Мать говорит тихо, осторожно, на стол трепетно ставит чашки со свежезаваренным индийским чаем. Всё, что она говорит, кажется ей неправильным, неблагородным. Отец сидит в кресле, задумчиво любуется дочкой, небрежно оценивает жениха, беседует с будущей сватьей. Одна радость от гостей – свободно говорят на правильном, красивом татарском, без горьковского «цеканья».

– Я не подозревал, что тайга так близко, – шепчется Руслан с Асей. – Ты куда нас завезла? Как будто не тысячу километров проехали, а всю пятёру отмахали. Наверное, дальше Биробиджана? Наверное, и медведи ходят.

– Хочешь, завтра прогуляемся? – смеётся Ася в голос.

– Эй, молодёжь! – окликает их мать Аси. – Муллу пригласили на завтра в два.

– Уже? – вздрагивают оба.

Стало тихо, только слышно, как на кухне зловеще капает из крана.

– А чего тянуть? – обернулась к ним мать Руслана, а у самой в подрагивающих руках звенит чашка в блюдце. – У всех работа, я только на выходные и отпросилась.

Ася проснулась рано утром, некоторое время лежала, размышляла. Забавно всё-таки: вчера ещё была одинокой, а после обеда по мусульманскому обычаю станет женой. И им, наверное, постелют вместе, она уже задыхается от жара его тела. Сегодня впервые она сполна проживёт свою ночь любви. Внутри трезвонят колокольчики. Как капли из протекающего крана, в мозгу падает «жена, жена, жена». Ася от этого монотонного звука счастлива.

В комнату зашла мать, достала из шкафа любимое платье – нескончаемое плиссе, подарок тёти Маи. Прикладывает к груди, присматривается к зеркалу.

– Вставай! – говорит Асе, продолжая рассматривать своё отражение. – Все уже встали, жених весь истомился.

Поднимает стопку белья, вытаскивает платок, платье с длинными рукавами, кладёт на кровать дочери.

– Это тебе.

Ася заторможенно смотрит на зелёный ситец с рисунком рассыпанных зёрен граната, точь-в-точь как на клеёнке в общежитии, только здесь добавлена пчела. «Странно всё это», – думает Ася, расправляет платье, с эпическим спокойствием проговаривает:

– Я не надену это. В нём я буду как ужасная старуха.

– На никах надо платье с длинным рукавом. Я присмотрела только это.

Ася улыбнулась, вспоминая белые платья, подвешенные к люстре комнаты. Те платья длинные, белоснежные, а у Аси с пчелой на спелом гранате.

– Мулла попросит при свидетелях и гостях произнести молитву «Ля Иляха Илля-Ллах, Мухаммад Расулю-Ллах».

– Что? – выдохнула Ася шёпотом. – Какое ещё И-ля-ля?.. Хочешь, чтобы у меня мозг взорвался?

– Не сможешь сказать, прочитаешь по листочку.

– Прочитаешь! – недовольно фыркнула Ася. – Это же ещё выговорить надо.

– И вообще, как ты учишься в институте? Читаешь Ленина, а простую молитву запомнить не можешь?

– Ма, мне вообще эта затея не нравится.

– Затея с никахом?

– С молитвой, – Ася выползла из кровати, накинула халат. В голове раздрай.

– Смотри не сотвори глупости перед муллой, – ровным голосом увещевала мать. – Если не готова сказать риза заряхят, лучше не начинай. Просто сбегайте в ЗАГС.

– Ладно. Скажи хоть, в чём смысл слов.

– Нет Божества, кроме Единого Бога Аллаха, и Мухаммад посланник Аллаха. – Мать внимательно всмотрелась в Асю, по её виду поняла, что святые слова не играли для неё никакой роли. – Если на память тяжело, повторишь за муллой. Я попрошу.

Ещё накануне вечером они с Русланом договорились прогуляться по городу. Час туда и обратно, но, как уйти, не знали. Надо было помогать по хозяйству, накрывать на стол. Отца постоянно отправляли по магазинам, то за хлебом, то за солью. Обе матери толпились на маленькой кухне: мать Аси месила тесто, мать Руслана чистила картошку для белиша. Третьему человеку на кухне не поместиться. Они от души щебетали по-татарски. Ася впервые услышала мать такой болтливой.

Руслан, иногда облокотившись о косяк кухонных дверей, с ними разговаривал, расточал щедрые комплименты, матери в ответ хохотали. Ася не участвовала, не понимала татарской речи, только обрывки фраз. Немного ревновала, что Руслан разбазаривает комплименты на других. Говорить он умел, словно вскарабкавшись на постамент Пушкина, в наивной страсти чуть ли не в стихотворной форме выдавал бесконечные уместные шутки, между делом благородно цитировал Пастернака.

Мысли у Аси ни грустные, ни горькие. Она с неизменным удовольствием ожидала муллу, чтобы на любом языке согласиться стать женой.

– Пошли, – обнял Руслан Асю. – Нас отпустили погулять.

Ася отложила полотенце, которым протирала посуду.

– Точно?

– Я им так голову запудрил, сами прогнали, – улыбнулся Руслан. – У нас пять часов.

– Это много. За это время успеем сбегать к карстовой воронке.

Руслан недоверчиво улыбается.

– Как скажешь. Я с тобой хоть на вершину Эвереста.

– Два часа на подъём, вниз полчаса, ну и обратно таким же макаром.

Ася открыла кладовку, вытащила лыжи.

– На лыжи я не рассчитывал, – лениво потянул Руслан. – Давай просто прогуляемся по городу.

– Да что тут смотреть? Двадцать пятиэтажек, три школы, один Дворец культуры. А там Воронья гора, Крестовая пещера. Но в пещеру не успеем, это очень далеко. А гора – вот она, смотри, – Ася показала на вершину, видную из окна.

Они повернули налево и двинулись вдоль домов. Вскоре оказались у окраины леса, который окружал город. Кто-то всегда прокладывал здесь лыжню. Как ни придёшь, обязательно эти две параллели ведут к вершине, только они почему-то всякий раз сдвигаются и как-то изменяются. Лыжня начинается то недалеко от двуствольной берёзы, то около однобокой ели со срезанной макушкой.

Встали на лыжню, покатили вдоль векового бурелома, словно по дну лощины. Деревья напоминали стены высоченной изгороди, кроны создавали своды тоннеля. В тоннеле было темно и сыро. В некоторых местах в вышине высвечивали голубые решётчатые дыры из толстых еловых прутьев.

– Надеюсь, мы не заблудимся. – Руслан шёл за Асей и оглядывался по сторонам. Он не понимал, что в этой мрачной картинке вызывает у неё восторг. – Пожелаем нам удачи.

Ася остановилась, обернулась.

– Боимся?

– Да блин, куда ты меня повела?

– Не драматизируй.