– Ну, пусть попытается. Я однажды видел, как этот человек выступил против целого города. Город не выиграл. Он первым выйдет из-за стола и пойдет в тренировочный зал, такая уж у него привычка. Ты уйдешь по условному знаку.

Гадать не было смысла.

– Он уйдет? – спросила ты, а принцесса Иды спросила:

– Условный знак?

– Я не буду вам говорить какой. Если вы будете его ждать, наш император заподозрит неладное. Просто поверьте: если я захочу, чтобы Ортус ушел, он с ума сойдет.

Шутка показалась тебе сомнительной.

В дверь коротко постучали. Ты немедленно прижалась к стене, чтобы тебя не увидели от открытой двери, а Ианта сомкнула костяные пальцы на сверкающей рукояти – яблоке – рапиры Третьего дома. Августин просто сказал:

– Входи, скрепочка.

Скрепочка вошла. Это оказалась святая радости.

Твоя бывшая учительница не обратила внимания на тебя, вжавшуюся в стену, и на твою сестру, бледные брови которой взлетели так высоко, что могли бы покинуть атмосферу. Мерсиморн нарядилась в длинное платье из абрикосового шелка и белый ханаанский плащ, который полностью открывал изящные худые плечи. Волосы она собрала в тугой сверкающий пучок, а на вас обеих она и не посмотрела.

– Ты охренел, – сказала она.

– Ни в малейшей степени, – приветливо ответил он. – Этого никогда не случается. Ты принимаешь мое предложение?

– Скажи мне, что ты…

– Сначала соглашайся.

– Я соглашусь, если ты поклянешься на мече, – сказала Мерсиморн с готовностью.

Он поднял перед собой рапиру в ножнах. Ты увидела ярко начищенную конусообразную рукоять, кажется, медную, покрытую тонкими рисунками.

– Я клянусь мечом Альфреда Квинка, лучшего из людей и рыцарей, что не раскрою и не разглашу подробности твоего, гм, дела, что они не сорвутся с моих губ и с моих пальцев, даже если я буду уверен, что это станет моим концом.

Мерсиморн чуть-чуть расслабилась: это было еще не облегчение, а так, первое семя, из которого облегчение могло бы вырасти.

– Соглашайся.

– Ладно, принято, – сказала она и огляделась. – Ты знаешь, что здесь дети? Мне их убить или как?

– Не обращай внимания, – сказал Августин. – Лучше тебе не знать, зачем они здесь. Слушай, радость, ты нужна мне, чтобы совершить задуманное. Если ты не поможешь, я буду считать себя свободным от клятвы.

– Совершить! Задуманное! – презрительно сказала она. Ты разглядела короткие нитки персикового жемчуга у нее в ушах. Они затряслись, когда Мерсиморн сложила руки на груди. – Хорош трепаться, расскажи мне план.

– Когда ты все услышишь, делай, что хочешь, но только выше шеи. Все остальные старые рубашки неглаженые.

– Хватит тянуть, рассказывай!

Он кашлянул и сказал:

– Обольщение Зевса, малое.

Ты разглядела во всех подробностях, как взгляд мечтательных глаз Мерсиморн становится пустым, как будто в них возникло око бури. Она размахнулась и ударила его в лицо. Удар вышел не таким и сильным, голова только слегка мотнулась назад, но он побелел, будто получил по лицу тараном. Он зажал рот, нагнулся над умывальником и выплюнул кучку зубов, которые застучали по раковине. Он поднес ладонь к окровавленным губам, закрыл глаза и через несколько мгновений выпрямился. Лицо немного посерело, но зубы отросли заново.

– Малое, – повторил он, когда снова смог говорить. Достал платок и вытер губы: – Малое. Сколько раз повторять?

– Ты сошел с ума, – неуверенно сказала она.

– По-твоему, я шучу, Мерсиморн?

Они смотрели друг на друга. Потом последовала беседа, похожая на ту, которую ты однажды наблюдала между ней и богом. Обмен гримасами, жестами и словами, которые рождались на губах и сразу же замирали. В какой-то момент она сказала:

– Градиент?

– Радиальный, – ответил он, и снова они обменялись взглядами.

Этот разговор был более быстрым и еще менее связным, чем тот, который произошел между Мерсиморн и императором Девяти домов целую жизнь назад, перед уходом с «Эребуса». В конце концов она поднесла ладонь ко рту и почти простонала:

– Платье неподходящее.

– Отличное платье, ты похожа на дыньку.

– Но меня это бесит, – от души сказала она.

Августин посмотрел на нее безучастными глазами и ответил:

– Понимаю. Соберись, радость, это тебя не убьет.

Ты поймала взгляд Ианты. Она зачарованно внимала происходящему. Подняла брови, и ты поняла, что она имеет в виду. «Кто знает». На мгновение ты заволновалась – ведь еще через десять тысяч лет вы с ней тоже сможете вести такие споры, ты узнаешь, что означает ее ухмылка и ее вздох, и вы сможете говорить без слов.

– Мерзость! – сказала Мерсиморн наконец, развернулась на каблуках и вышла. Распахнула двери, злобно выкрикнула:

– Белое вино! – и вышла на этой таинственной ноте.

– Что ж, все прошло намного лучше, чем я мог подумать, – заметил святой терпения, не глядя на окровавленные зубы в раковине, – пойдемте. В этот бой я хочу вести вас обеих под руки. Ианта, становись справа, я не буду трогать эту кость, не люблю тощих. Харрохак, ты же не выросла? Господи! Остаться подростком на целую вечность! Что бы вы ни увидели сегодня, – добавил он, становясь смертельно серьезным, – не вмешивайтесь.

Когда вы вышли в коридор, принцесса Иды произнесла одними губами, так, чтобы он не видел:

– Быстрый. Сложный. Коварный.