Написавший документ человек рассказал, что прожил двадцать восемь лет в китайской Татарии, занимаясь пограничной торговлей между Кяхтой и Майматчином. Он перенял татарскую одежду и привычки, и, поскольку он был отчасти индийского происхождения, его обычно принимали за уроженца какой-либо части Азии. В 1898 году он заметил сильное волнение среди жителей Майматчина и, войдя в доверие к китайскому чиновнику, выяснил его причину. Он уже знал, что маньчжурские правители Китая в течение многих лет были начеку, подозревая зреющий заговор среди настоящих китайцев, целью которого, как и восстания Тайпинов, было изгнание маньчжуров и установление настоящего китайского правительства. В поисках помощи против этой опасности двор в Пекине, естественно, обратился к Маньчжурии и остальной Татарии, и, наконец, разработал план достижения своей главной цели и многих других.

Везде, где татарин имел свой дом, пели песни и рассказывали истории о великом Тэмуджине, или Чингисхане, и его могучих сыновьях, перед которыми далекие и близкие народы были вынуждены склониться в пыли. Но в Монголии эти песни и легенды считались не столько картинкой из прошлого, сколько предвестием будущего. Каждый монгол верил, что рано или поздно наступит время, когда люди его страны снова отправятся в путь в сопровождении великого полчища алтайских воинов, чтобы покорить весь мир. Вождя выбирали, как в старину, на курултае, или национальном собрании, и, усаживая его на черный войлочный священный ковер хуммуд, монгольский жрец посвящал его в правители древним шаманским обрядом. Затем семь вождей переносят его на трон в центре курултая и приветствуют как кагана всех татар и повелителя четырех частей света. Этот мессия резни будет больше, чем Тэмуджин, Охтай или Хубилай, и когда он заставит кровь течь как многоводные реки, монголы будут мечом в его правой руке.

В Пекине было решено, что императором Китая должен стать Дженгиз наших дней. Происходя из рода Мантчу, который восстановил татарское правление в Китае после изгнания Хубилая, он уже был чемпионом и вождем татарской расы. Будучи гражданским главой ламаизма, он требовал благоговейной верности от всех буддистов мира, а поскольку ламаизм является составной религией, шамаисты и шиваисты также должны были оказывать ему религиозное почтение. Ни один другой человек не мог так легко объединить все алтайские народы и склонить к этому других азиатов, а перспектива увидеть всю Азию, идущую под его предводительством, чтобы сокрушить и уничтожить фан-квеев в их собственных домах, была бы более пленительной для китайского народа, чем надежда посадить на трон одного из представителей своей расы.

В первую очередь необходимо было найти фанатика, который мог бы воодушевить татар. Среди жрецов, толпившихся вокруг священного ламы в Оорге, в Монголии, был один, носивший историческое имя Хулаку. Он был мономаньяком[20] и утверждал, что происходит от жреца-шамана, который посвятил Тэмуджина во время великого курултая в 1205 году. Одной из его причуд было одеваться полностью в черное, как символ нуммуда, и от этого его называли Кара (черный) Хулаку. Именно он был выбран вестником грядущей бури. Магометанские, браминские и буддийские лидеры будут найдены, чтобы разжечь религиозное безумие среди турок, туркоманов, арабов, персов, сиамцев, бирманцев, вьетнамцев, малайцев и индусов, и ожидалось, что вся Азия, Малайзия и вся северная Африка присоединятся к священной войне против белой расы повсюду.

Кара Хулаку взялся за это дело с неистовым рвением и быстро довел монголов до должного уровня дикого восторга. Предоставив их вождям организовывать их в регулярные отряды, он затем отправился в провинции дальше на запад, чтобы продолжить проповедь. На поддержку императора в Маньчжурии можно было положиться, не подвергаясь особому риску. Открыто действовать в какой-либо части Татарии так же было лишено какой-либо опсности, поскольку сношения между ней и русскими владениями прекратились. Туркестан сбросил русское иго, когда начались внутренние волнения, а Сибирь стала ареной жестокого конфликта между нигилистическими группировками, который положил конец приграничной торговле. Присутствие некоторых иностранцев в самом Китае делало необходимым проявлять там большую осторожность, но повсюду в этой стране людей инструктировали относительно плана правительства, и они восприняли его именно так, как предполагалось. Черные флаги, остатки восстания тайпинов, были привезены из Анама, чтобы сформировать ядро новой армии, и повсюду, за исключением главных морских портов, подготовка к войне шла в открытую.

Получив общее представление об этом плане, Стэнхоуп тайно переправился в Сибирь и как можно скорее прибыл в Соединенные Штаты. Он узнал, что мы подвергнемся вторжению так же, как и Европа, но роль, которую должны были сыграть китайцы и негры в нашей стране, была ему неизвестна. Он утратил способность легко выражаться по-английски, и недоверчивые улыбки и презрительное пренебрежение, с которыми были восприняты его заявления, должно быть, разозлили его и сделали еще более косноязычным. Когда его документ был опубликован, он произвел сенсацию первого порядка. Но сразу же после этого, новости, пришедшие из Японии, полностью завладели общественным сознанием. Они были получены из этой стране второго марта, когда несколько американских и европейских судов, спеша удалиться от берегов Китая, укрылись в его ближайших портах. Все белые люди на китайской земле были убиты, а сотни кораблей захвачены огромными роями джонок и лодок-тонка, которые внезапно. окружили их. В тот день, когда эта новость была доведена до Токио, тамошний китайский министр официально пригласил японское правительство вступить в Азиатскую лигу, которая, по его словам, в тот же день объявит войну Европе и Соединенным Штатам. Правительство отказалось дать немедленный ответ, и было неведомо, какой курс оно выберет. Некоторые японцы, безусловно, выступали за объединение усилий со своими этническими сородичами, но в целом нация, казалось, сомневалась в том, что было бы лучше сделать. Пекинские руководители этой операции, очевидно, сочли, что безопаснее всего не предпринимать попыток пропаганды в Японии, но надеялись логикой событий вовлечь эту страну в лигу. Правительство Соединенных Штатов немедленно объявило войну Китайской империи и ее союзникам. Восстание в нашей стране было похоже на то, что произошло в 1861 году. Организованное ополчение в каждом штате вызывалось добровольцами, и повсюду были сформированы новые полки. Порты Тихого океана и побережья Мексиканского залива были укреплены, а военно-морские верфи оглашались шумом работ, которые велись днем и ночью. По всему Югу женщины и дети были быстро эвакуированы в города, и был издан приказ, запрещающий неграм и китайцам носить оружие и проводить собрания. Но было обнаружено, что все китайцы и большая часть цветного мужского населения вернулись в отдаленные районы болотистых земель. Войска были расположены вблизи болот, и были предприняты решительные