луч, пропущенный через настой белой фиалки. Я никогда не находил эту линию, кроме как у двух других субъектов. Один из них был молодой девушкой из Нового Орлеана, другой – покойным Питером Купером.

Прошлой зимой я познакомился с одним известным банкиром, и на меня произвели большое впечатление его благородный облик и возвышенные чувства. Он выступал перед собранием детей воскресной школы и призывал их искать пути добродетели и бежать от грядущего гнева. Я применил свой тест и распознал в нем вора с длинной родословной. В его обращении были признаки того, что я называю кровью Вараввы. Несколько пораженный, я был успокоен на следующий день, узнав, что он скрылся от грядущего гнева, уехав в Канаду.

– Минуту назад я упомянул о моем иске. Это иск о разводе. Восемь лет назад я познакомился с девушкой девятнадцати лет, которая только что с отличием окончила женский колледж в Массачусетсе. Она была очень яркой и красивой, и, выражаясь несколько неточным языком обычной жизни, я глубоко влюбился в нее. Для меня было очевидно на высоком научном уровне, что она именно тот человек, который должен стать моей женой. Она была младше меня на тридцать лет. Моя добрая тетя, человек несколько массивный и позитивный, воспротивилась этому браку, заявив, что она мне не подходит. Само собой разумеется, что возражения были бесполезны. Брак состоялся. Насколько можно было судить по несовершенным тестам, которыми я тогда располагал, мы с женой были очень счастливы. Какие у нее были прекрасные глаза, как у гордонского сеттера, такие же нежные и верные. И какой у нее был артистический темперамент. Она умела прекрасно музицировать на такой деревянной вещи, как фортепиано. И она обладала в совершенстве даром сочувствия. Она плакала, когда я оставлял ее на день, а когда я возвращался, ее лицо сияло. В течение трех прекрасных лет я был обманут этими поверхностными признаками и верил, что она – воплощение мудрости, милосердия и правдивости, и дал ей домашнее имя Пенелопа. Тетя заявила, что я веду себя как идиот, что такое идолопоклонство греховно и, несомненно, будет наказано добрым Провидением. В конце концов я ответил, что, поскольку мое великое изобретение уже усовершенствовано, его следует применить к моей жене, и тетя увидит, как глубоко она заблуждалась и как прочны были основы моей супружеской радости. Однажды вечером я уловил лучик из глаз Пенелопы, когда она сидела под электрическим светом в опере, прекрасное видение, окруженное позолоченной молодежью, Томом, Диком и Гарри, которые составляли блестящую раму прекрасной картины.

Великое Небо! Или, скорее. Великий Пан! Или Великая Сила! Когда отражённый луч прочертил свои полосы на поле спектра, я был поражён. Эти линии были ужасающими в своей совершенной испорченности. Они демонстрировали лживость Сапфиры в сочетании с драматической силой Рахили. Они сообщали о родословной, изобилующей колониальными бродягами. Я смог разглядеть психический вклад одного предка, который был пиратом с острова Нантакет, и другого, который погиб от рома в Новой Англии. Я читал ее душу как открытую книгу, и это было похоже на одну из книг Золя. Продолжая эксперименты дома, я обнаружил несколько таких же полос в спектрах горничной и кухарки. Очевидно, моя жена выбрала этих работников путем естественного отбора, в результате которого подобное притягивается к подобному. Я оказался вовлечен в сеть возможных преступлений, сотканную умелой рукой художницы, на которой я женился. Пенелопа была искусной ткачихой. Мог ли я жить дальше в такой атмосфере, с таким чудовищем?

– Я выгнал ее из дома, и тетя возобновила контроль над моими домашними делами. В штате, где мы проживали, закон с мудрой либеральностью предусматривает, что женатые люди могут взаимно требовать абсолютного развода из-за любых фактов, которые делают их совместную жизнь невыносимой. Я подал иск о таком разводе. Моя жена покинула штат и не стала защищаться. Она отказалась от защиты и тем самым, как справедливо заметила моя тетя, добавила гордость к другим своим грехам. Но даже тогда от меня потребовали доказательств моих утверждений. Для представления интересов отсутствующего ответчика был назначен некто, называемый адвокатом ad hoc[16], своего рода advocatus diaboli[17], и он выступил против меня с упрямой энергичностью молодого юриста. Я принес в суд свой прибор и его результаты и продемонстрировал свою правоту. Вы вряд ли поверите, но это факт – судья решил дело не в мою пользу. Я подал апелляцию, и эта апелляция все еще находится на рассмотрении. Мы должны быть очень терпеливы к таким совам, которые сидят на скамье подсудимых и решают величайшие вопросы нашей жизни. Я очень терпеливый человек, и, как вы видите, я спокойно жду решения. Я не несчастен. Природа и наука поддерживают меня. Каждый день я испытываю некую экзальтацию, которая равносильна радости. Молодой врач, который проводит лето в этом заведении, утверждает, что это периодическое чувство предвещает болезнь, которую он называет общим параличом. Но он жалкий шарлатан и никогда не узнает, что такое жизнь в каком-либо возвышенном смысле. Он думает, да и вы, наверное, думаете, что я жалкий инвалид. Напротив, я очень силен. Вы бы видели, как я управляюсь с большими гантелями в этом гимнастическом зале. А мой спектроскоп – средство частого наслаждения. В моменты возвышения, о которых я упоминал, а я могу сказать, что чувствую приближение такого момента, я с удивительной легкостью определяю истинный характер тех, кого встречаю. В основном это злодеи. Сейчас я вижу одного…

С этими словами мой новый знакомый бросился на меня с силой, столь же внезапной, сколь и неприятной, и вцепился мне в горло с криком, который сделал бы честь сильнейшим из сенеков[18]. Не могло быть никаких сомнений в том, что наступил момент экзальтации. Что могло бы быть результатом этой внезапной попытки проверить выход моего зрительного нерва, сказать невозможно, потому что в следующее мгновение мускулистый мужчина поднялся и увел ученого, одновременно заметив тоном мягкого упрека:

– Посторонние не допускаются на территорию Института без письменного разрешения.

И когда они уходили, очень красивая леди, чьи глаза действительно напоминали глаза гордон-сеттера, внимательно следила за ними, хотя и издалека; и я видел ее лицо таким, каким оно было бы быть у Ангела-хранителя.

1891 год

1899 год

Уильям Уорд Крейн

Прошел девятнадцатый век, и его потрясающий последний год изменил лицо цивилизованного мира. Этот небольшой отчет представляет собой краткое изложение тех последних событий, о которых даже сейчас мы вряд ли можем думать как о чем-то большем, чем