очень-то подступишься, даже и сейчас. В общем, лежу я себе и дожидаюсь, когда смерть за мной со своей косой пожалует. Вот тогда и надумал мой отец Утутия, да будет ему земля пухом, позвать ко мне Эсму, мол, пусть поглядит сынок на свою возлюбленную, может, исцелится. Поехал он в Хету и в тот самый момент, когда я готовился богу душу отдать, привез ко мне ангела моего. Глаза у меня, говорят, уже закатились, но стоило увидеть Эсму, тут же луч волшебный в глазах моих зажегся, и вернулся я к жизни с полпути на тот свет, Эсма от меня ни на шаг не отходила. Сколько гонцов ни посылал за дочерью отец Эсмы, мол, верните мне дочь до свадьбы хотя бы — все они ни с чем назад возвращались. Утутия даже слышать не хотел об этом. Ну что, уразумел? Вот, привезу я тебе твою натанебскую Цисану, и все хвори с тебя как рукой снимет. Через неделю как жеребец — хвост трубой — скакать будешь. Идет, Антон? Ну, спроси, спроси ты Эсму, разве не так все было?

— Уй, глаза бы мои тебя не видели, ни зубов у тебя, ни волос, а все молодость вспоминаешь, бесстыжий. Людей хотя бы постеснялся, — пряча лукавую улыбку, поправила волосы Эсма.

— Ну что я такого сказал, старушка ты моя? Жизнь ты мне вернула? Вернула. А я что говорю?

— И не такое бывает. Иногда любовь побеждает даже смерть, — на этот раз серьезно подтвердила Эсма.

Бачило удивился — вот тебе и старики, все о любви да о любви, да еще как говорят, заслушаешься.

Бачило полюбил Цисану с первого взгляда, совсем как в книжках пишут. Но о любви своей ни единой душе на свете не поведал, ну и, конечно, Цисане — ни слова. Так бы и тянулось это, если бы и Цисана не дала почувствовать Антону, что нравится он ей. Вот тогда Антон и открылся Цисане в своей любви. Будь у него дом, не откладывая сыграл бы он свадьбу.

Цисана с утра до ночи работала на чайной плантации, но, несмотря на тяжелый труд, была стройна, словно тополь. Ее прекрасное лицо, огромные глаза, горячая улыбка хоть кого могли очаровать.

И теперь, сидя вместе с Эсмой и Яковом в тени платана, Антон явственно увидел вдруг Цисану. И такая она была красивая и пленительная, что Антон едва сдержался, чтобы не воскликнуть вслух: привезите ее, пожалуйста.

Однажды поздно вечером, когда Уча возвращался со строительства главного канала, Антон Бачило встретил его радостной вестью. Он, как обычно, сидел под платаном, уже достаточно окрепший и посвежевший. Не успел Уча открыть калитку, как Антон тут же поднялся с соломенной подстилки и пошел ему навстречу.

Уча, признаться, удивился: никогда Антон не встречал его так. Антон еще издали заметил его удивление.

— У меня для тебя добрые вести, друг, — сказал Антон, обняв Учу за плечи. Они подошли к платану. Антон сел на соломенную подстилку и пригласил сесть друга.

Уча устало опустился на край подстилки, чумазый и молчаливый.

— Ну, признавайся, какую весть ты для меня приберег. Может, Ция приехала?

— Нет.

— А что же? — озадаченно спросил его Уча. Он был настолько утомлен и голоден, что едва ворочал языком. Мокрая от пота одежда прилипла к его разгоряченному телу. Из кухни доносился равномерный звук — видно, что-то толкли в ступе. Ветерок доносил волнующий и возбуждающий запах сациви, только-только заправленного зеленью. Уча с таким интересом смотрел на Бачило, что совершенно позабыл и о еде, и об усталости.

— Так вот слушай: наше управление получает новый экскаватор.

— Ну и что?.. Ты лучше скажи, какого он роду-племени, твой экскаватор?

— В том-то и дело, что нашенский он, советский! Отечественный.

— Вот это да! Значит, у нас уже будет свой экскаватор?

— Вот именно. Когда я еще в Полесье работал, уже тогда говорили, что наши конструкторы разработали новую марку экскаватора и что скоро начнется его серийный выпуск.

— Значит, выпустили уже?

— Выпустили и одну из первых машин прислали на нашу стройку.

— Вот здорово! Интересно только, на какой массив его отправят?

— На наш массив, куда же еще.

— А у нас ведь «Менике» и «Пристман».

— Ну и что из того? Двумя экскаваторами много не наработаешь, нам и четырех не хватит. А теперь догадайся, кому собираются дать новый экскаватор?

— Откуда мне знать!

— Сегодня парторг приходил меня проведать. Лекарство принес новое.

— Что за лекарство?

— Акрихин называется.

— И что же, он лучше хинина в ампулах?

— Наверное, лучше, я его не спрашивал.

— Какой внимательный человек этот наш Коча Коршия.

— На то он и парторг, чтобы быть внимательным.

— Еще бы. Но такого отзывчивого человека редко встретишь.

— Так как же ты думаешь, кому дадут новый экскаватор? У него даже название особое!

— Какое же?

— «Комсомолец»! Ничего звучит, а?

— Здорово.

— Вот и решили дать его лучшему драгеру, — с хитрецой взглянул Антон на Учу.

— А лучше тебя нет драгера на нашей стройке.

— Мне не дадут, не положено.

— Это почему же? — удивился Уча.

— Потому что экскаватор дают тебе.

— Мне? Ты что, шутишь, Антон?

— И вовсе я не шучу. Парторг спросил меня, кому лучше дать экскаватор...

— И ты назвал меня?

— Оказывается, он и без меня до этого додумался.

— Вот так-так. Ну что ж, я постараюсь не подвести тебя, Антон.

— Я верю. И не забывай, что ты комсомолец. Вот и будешь работать по-комсомольски на «Комсомольце».

Их разговор прервала Эсма, вынесшая из кухни табаки и поставившая его перед Учей и Антоном.

— Ты что это весь сияешь, Уча? — спросила она парня. — Может, Ция к тебе приехала?

— Да нет.

— Так что же тебя обрадовало?

— Мне экскаватор дают, новый.

— Тебе же недавно дали, — удивилась Эсма.

— Теперь советский дают, «Комсомолец» называется.

—