писком и жужжанием мошки.

Бараки остались позади. Началась асфальтированная дорога. Машина шла легко. Во всяком случае, так показалось Галине после ухабов и выбоин.

Строители дороги работали даже ночью. По обе ее стороны возвышались пышущие жаром асфальтовые кучи. Рабочие разравнивали асфальт, а потом трамбовали его катками. В машину ворвался острый горячий асфальтный дух. Галина подняла стекла.

В машине стало еще жарче. Дышать было трудно.

— Важа, представляешь, если бы все болота были уже осушены, леса выкорчеваны и асфальтированные дороги пролегли бы повсюду! Ведь здорово, да?

— Нет, не здорово, — сказал Важа. — Я хочу осушить болота собственноручно. Хочу все сделать сам и так, как хотел это сделать Андро. Все хочу сделать своими руками.

— Какая же я глупая! Ведь и я того же хочу. Своими руками, сама. Ты это здорово сказал, Важа.

— Ты, я вижу, размечталась не на шутку.

— Да, размечталась. Без мечты жизнь неинтересна.

— Вот это верно. Без мечты жизнь действительно неинтересна.

— Я помню, кто говорил это.

Машина проскочила Набаду. Селение спало. Впереди показался Патара Поти. Кое-где еще горел свет.

Начальник управления и парторг возвращались в город вместе. Карда ни слова не вымолвил за всю дорогу. О смерти Андро он рассказал Коче лишь в машине.

Оба молчали.

Большое горе иным развязывает языки, у других же начисто отбивает охоту к разговорам.

Карда то и дело возвращался мыслями к словам Андро: «Пока мы не осушим всю Колхиду, смерть меня подождет...» Не стала, видно, ждать безносая. Он чуть не сказал это вслух, но вовремя спохватился. Ему не хотелось, чтобы горе Кочи, молодого еще человека, стало еще острей.

За свою жизнь Карда потерял немало друзей и товарищей. И он научился стойко переносить горечь потери и жестоких поражений. Но сейчас он чувствовал, что сделать это будет трудно.

Мгла поглотила лес, болота, дорогу, но Карда все же различал и лес, и болота, и дорогу.

Сколько раз плутали они с Андро по этому лесу, по этим болотам. Сколько раз едва уносили они ноги от болот и диких зверей. Карда был родом из Чаладиди. Здесь провел он свое детство. В этом лесу не раз собирался он с товарищами на нелегальные сходки. Ему казалось, что он знает всю подноготную здешних мест, но Андро заставил его на все смотреть иными глазами. И если раньше он ненавидел эту землю, то Андро заставил его полюбить ее.

Минул год с тех пор, как Уча Шамугия пришел на стройку. С той самой поры он ни разу не удосужился побывать у Ции в селении. Даже весточки о себе не подал, но всеми своими помыслами он был там. Увидеть Цию хотя бы одним глазком было его сокровенной мечтой. Но ему даже в голову не пришло съездить туда или написать несколько строк. В глубине души, помимо даже его воли, таилась досада, что родители Ции так холодно обошлись с ним.

Он понимал, что родители Ции были правы.

«Не отпустим мы в болото свою дочь. Встань сначала на землю обеими ногами». Каждый родитель поступил бы точно так же. Тысячу раз были правы родители Ции. Если бы не они, никогда бы не видать ему стройки. Но сердце его нестерпимо ныло. «Вот уже больше года не видел я Ции. Как я живу без нее — ума не приложу? И что подумает обо мне Ция? Наверное, решит, что я не люблю ее. Может, я и впрямь люблю ее «не очень»? Тьфу, черт знает какие мысли в голову лезут. Ведь я засыпаю с именем Ции на устах и просыпаюсь — тоже. Какой же я дурак набитый, слюнтяй! Как же я не повидал Цию до сих пор?!»

Не раз думал так Уча. И вот однажды вечером к его «Пристману» подошел Сиордия с конвертом в руке.

— Я тебе письмо принес, слышишь! — визгливо заорал Сиордия издали, стремясь перекричать оглушительный грохот экскаватора.

Уча тут же выключил мотор. От кого бы могло быть это письмо. От Ции? Вряд ли. Но кто бы еще мог ему написать? Может, все-таки от Ции? Но ведь она не знает его адреса? Нет, наверняка от Ции. Уча стремительно выпрыгнул из кабины экскаватора и бросился навстречу Сиордия.

— От кого письмо, Исидоре? — нетерпеливо крикнул он еще издали.

— Похоже на девичью руку, — с нескрываемой завистью посмотрел на подбежавшего Учу Сиордия. — Мне его в управлении дали, может, передашь, мол. Я и взял. Как же я мог тебе письмо от девушки не принести? Бери, бери, но знай, что девушка, что женщина — дьявольское отродье. Так и запомни.

Уча чуть ли не вырвал письмо у него из рук. На конверте крупными буквами было выведено: «Город Поти. Колхидстрой. Уче Шамугия».

Ведь Ция не знала, не могла знать, что Уча пошел работать на стройку. «Как же она догадалась? И, видно, была уверена, что письмо дойдет».

— Ну что, угадал я? От девушки твоей письмо, а?

— От Ции.

— От кого, от кого?

— Ну, от девушки моей, понял? — в тон ему ответил Уча.

— Ты ей не верь. Девушки и женщины — дьявольское отродье! — зло сказал Сиордия. Если бы не малые дети, жена давно бы ушла от Исидоре.

— Так она тебе первая пишет, да?

— Да, первая.

— Хм, — язвительно усмехнулся Сиордия. Потом взглянул на сияющее лицо Учи. — Красивая хотя бы?

— Еще какая!

— Красивые еще хуже, помяни мое слово...

— Сам ты дьявольское отродье, — рассердился Уча и повернулся к нему спиной. Он направился к своему «Пристману», на ходу распечатывая конверт. Подойдя к машине, Уча легко впрыгнул в кабину и захлопнул за собой дверцу.

— И я думал, что жена моя солнцеликая, а она ведьмой оказалась. Все они поначалу хороши. — Сиордия говорил громко, чтобы услышал Уча. Но где там! Уча сидел в закрытой кабине, и, хоть ори Сиордия во всю глотку, все равно он не услышал бы его. Но Сиордия по-прежнему драл горло, вымещая, видно, свою застарелую злость на жену. Потом Исидоре вдруг вспомнил Учины слова и стал