Дикий взгляд, слюнявые рты, шипастые дубинки на поясах и длинные грязные когти. “Началось!” – пронеслось в моей голове. Гоблины шествовали по аллее стройным отрядом – те самые, из Тетради, со страницы Шахрэ, только не нарисованные, а абсолютно реальные. Откуда они здесь взялись?

Целующаяся парочка не видела гоблинов: эти двое в опасности, и я должен их предупредить. Но меня парализовало. Я попытался шевельнуться – и тело сковала болезненная судорога. Голос, язык, гортань – больше не подчинялись мне.

– М-м-м, – выдавил я из себя. А гоблины шли и шли, методично вбивая камни в пыль. Приди же, магия, приди! Сейчас ты нужна мне как никогда! Парень и девушка увидели, что происходит. Попытались закричать, но смогли лишь что-то пропищать. Не прошло и пары секунд, как гоблины окружили ребят. Первобытные твари с интеллектом осла, варвары из иного мира.

Парень героически выставил кулаки. Бежать некуда. И ждать спасения неоткуда. Еще чуть-чуть, и их настигнет смерть от удара тяжелой дубины.

– Помогите, – беззвучно сказала девушка – я разобрал это по ее губам. В ее глазах отразилась вся боль, все отчаяние рода людского, а я, скованный невидимыми цепями, только наблюдал, более не надеясь на чудо.

Но чудо произошло.

– А-р-р-р! – услышал я у своего уха. Возле скамейки стоял Стэнли. Корф из мужского школьного туалета, оживший, настоящий. Смерть – читалось в его глазах. Убивать. Расчленять! Реалистичность, которая тогда поразила нас с Ромой, перешла на еще более высокий уровень, теперь материализовавшийся рисунок грозил уничтожением всего и вся.

– Кто ты? – с трудом проговорил я. Стэнли, словно ожидая вопроса, схватил скамью за спинку и с громким хрустом оторвал ее от бетонной основы, будто это не крепкое дерево, а перегородка в домике из лего. Конец. Здесь я приму смерть от рук своего детища.

Свора гоблинов медленно обернулась к нему. Я мысленно сказал маме «пока», папе пожелал выздоровления, а Мелкому завещал на вырост все свои джинсы. Но вдруг, вопреки ожиданиям, Стэнли не откусил мне голову, а громко зарычал и стремительно двинулся мимо – к врагам.

Он друг! Он друг! – ликовал я. Я его создал! Я его нарисовал. Он пришел, чтобы защитить меня. Корфы – друзья! Стэнли, выпустив мощные когти, обернулся и… поклонился.

Взгляд его оказался не просто взглядом, а заклинанием перемещения (или как это у них называется?)

* * *

Меня телепортировало во двор неподалеку от родного дома. Я приземлился рядом с трансформаторной будкой.

– Стэнли… – выдохнул я, когда приземлился. И повторил: – Стэнли… Надеюсь, ты выручил тех ребят.

Черт возьми, Шар, что ты творишь?

Нога застряла между… А, нет, не застряла. В порядке моя нога, ею даже можно подвигать. Я отряхнул штаны и побрел в сторону дома. Тихонько открыл дверь в квартиру и зашел в свою комнату.

– Привет, Ульфир, – сказал я, открывая шкаф. – Как дела?

– Хорош-ш-шо.

Минувший выглядел холеным и свежим. Точно породистый кот, только Ульфир. Царапается ли он, если намылить его шампунем?

– Сейчас темно, – сказал я. – Можешь погулять по комнате. Только не выходи за дверь, хорошо?

– Хорош-ш-шо.

Ульфир аккуратно переступил через порог шкафа. Он сопел и изучал своими огромными глазами комнату. Вскарабкался, как мартышка, на верхнюю полку стеллажа. Повертел в лапках человека-верблюда. Поставил на место. Слез на пол, что-то изучил в углу.

Я, устав за ним наблюдать, улегся на кровать, скрестил руки на груди и уставился в потолок. Ульфир через какое-то время тоже лег, но на полу. За окном, вдалеке, горел Шар.

– Ты Минувший, Ульфир, да?

– Я Пришедший.

– Что?

– Я не минул. Я тут. Што ты говоришь.

– Просто таких, как ты, называют Минувшими.

– А-а-а.

– У тебя есть родственники? Другие Ульфиры?

– Есть. А у тебя есть рушкец?

– Ты позавчера налопался на неделю вперед. Не наглей.

– Рушкец бы…

– Утром принесу. Уговор?

– Уговор.

– Ульфир, что может уничтожить Орвандию?

– Што угодно. Но прежде всего – худые сны.

Я посмотрел на Ульфира. Маленькое существо потешно разлеглось на ковре, подражая мне.

– Ты крутой, – сказал я.

– А ты – Дима. Юный Ригори.

– Не надо… Не хочу я.

Так мы и лежали. На карнизе шелестели шторы. Расширял свои владения май. Я больше не боялся уснуть. И тьмы не боялся. Хоть меня и не покидала мысль о том, что она обитаема и кто-то здесь, сейчас, рядом с нами есть, – я был спокоен. Скоро все закончится.

* * *

В дверь постучала мама.

– Проснулся?

– Да, мам! Доброе утро!

– Иди завтракать.

По ее тону было понятно, что фраза “Нам надо поговорить” – подразумевается.

На кухне пахло кофе и яичницей. Мама выглядела расстроенной, а из-под пластыря на ее пальце сочилась кровь: нервничала, порезалась. Впервые за четыре (примерно) года она курила сигарету, стряхивая пепел в пепельницу на подоконнике.

– Где был? – спросила она. – Вчера.

– Гулял. С Ромой.

– Гулял… – повторила мама, выдохнув облачко дыма.

Также я впервые за долгое время увидел ее не расчесанной. Мама даже в соседнюю комнату всегда ходила, как на деловую встречу, а тут такое.

– Что-то случилось?

– Да нет, Дим. Впрочем… Я могла бы это обсудить со взрослым человеком. По возрасту ты вроде бы подходишь, но, мне кажется, ты все еще ребенок. Такой ребенок, что…

– Разве это плохо?

– Нет. Не плохо. Скажи: у тебя еще остались те шорты с супергероями? В которых ты года четыре назад ходил.

– Ага, они в нижнем вроде ящике, в шкафу. А зачем?

– Мы брата твоего в лагерь отправляем.

– В детский?

– А в какой еще?

– В конц.

– Не говори глупостей. От них навязчиво пахнет переспелой грушей. Твой брат едет в детский лагерь, в «Полянку». Мы с отцом купили путевку, когда у меня еще была работа, а у него – заказы, чтобы платить за лечение. Не приходилось залезать в копилку.

Мама стряхнула пепел прямо на подоконник.

– Мам… – сказал я. – У меня тоже есть запас. Поделиться?

– Перестань.

– Нет, правда.

Мама пристально посмотрела на меня.

– Сколько у тебя? – спросила она наконец.

– Пятьдесят долларов. И мелочи еще наскребу доллара три точно. Возьму только пятьдесят центов на булку сегодня.

И мама расплакалась. Зарыдала, как никогда при мне не рыдала.

Не зная, что делать, я сказал: «Мам!.. Мам…», подошел к ней и погладил по спине. Почему-то не решился ее обнять, хотя следовало бы. Слова не шли, их поймал невод, закиданный несносным рыбаком в самую глубину горла.

– Прости… – сказала мама. – Прости. Сорвалась. Прости, Дим. Не надо денег. Тебе еще поступать. Спрячь. Справимся, не переживай.

– Все будет хорошо, мам… Все будет