Много лет спустя, накануне восстания против Временного правительства, генерал Корнилов, главнокомандующий, завтракал со мной в Зимнем дворце. После довольно напряженной беседы в моем кабинете мы немного поболтали за завтраком.

— Вы меня, вероятно, не помните, — шутливо сказал мне генерал Корнилов. — Я бывал у вас в гостях и даже танцевал в вашем доме в Ташкенте.

— Конечно, как же не помнить об этом, — сказал я, вспоминая впечатление, произведенное на всех его смелой экспедицией в Афганистан.

Корнилов оставался на всю жизнь человеком простых вкусов, человеком из народа. В нем не было ничего ни от потомственного чиновника, ни от дворянина-помещика. Между прочим, все три корифея «белого» движения — Корнилов, Алексеев, Деникин — были выходцами из низов и собственными усилиями пробились на вершину военной иерархии. Выходцы из низов, они в полной мере испытали на себе тяготы офицерской карьеры при старом режиме. Все трое явно враждебно относились к привилегированным элементам в армии, представленным гвардией. Все трое оставили блестящий след в Военной академии. И все трое быстро продвинулись вперед благодаря войне, погубившей столько блестящих карьер, подобных тем, которые продвигались в придворных кругах и министерских приемных.

Уже в 1915 г. Алексеев пробился в Ставку начальником штаба к главнокомандующему Николаю II. Начавшаяся революция застала Деникина и Корнилова на фронте. Оба проделали замечательную работу во всех операциях на Галицийском фронте. В одной неудачной операции, в которой он проявил всю свою личную отвагу и храбрость, Корнилов попал в плен к австрийцам. Его дерзкий побег и эффектное возвращение на русские позиции стали источником своего рода легенды о Корнилове, хотя и не дошедшей до широких народных и армейских низов.

Из всех трех будущих вождей белых армий Корнилов был менее всего пригоден для политической работы. С другой стороны, генерал Алексеев обладал значительной политической проницательностью, но был даже слишком политизирован. В военном деле Корнилов был не стратегом, а только тактиком, что вполне соответствовало его порывистой, легкомысленной натуре, не презиравшей опасность и действовавшей в такие минуты с отчаянной смелостью, не замечая возможных последствий.

По-видимому, именно эта черта слишком большой и бездумной решимости и усердия, не всегда желательных для ответственных военачальников, мешала Корнилову продвигаться вперед. Вплоть до революции он оставался в тени. После революции его карьера развивалась вопреки воле непосредственного военного начальства. Само его назначение в первые дни революции командующим Петроградским военным округом не получило одобрения генерала Алексеева. Однако на этом посту генерал Корнилов показал себя совершенно «слабым» и, не в силах справиться с петроградским гарнизоном, в апреле вернулся на фронт.

Корнилов принимает смотр

Непосредственно перед своей отставкой с поста военного министра Гучков хотел назначить Корнилова командующим Северным фронтом, но встретил решительное неодобрение генерала Алексеева, который под угрозой собственной отставки вынудил Гучкова отказаться от своего намерения. После этого Корнилов стал командующим 8-й армией[17] в Галиции, где его и нашел Завойко.

Когда во время Тарнопольской катастрофы и начала контрнаступления немцев в Галиции, я предложил главнокомандующему генералу Брусилову убрать заведомо недееспособного генерала Гутора и заменить его на посту командующего Галицийским фронтом генералом Корниловым я встретил почти такое же противодействие со стороны Брусилова, какое испытал Гучков со стороны Алексеева. Тем не менее назначение Корнилова состоялось. Вопреки аналогичному сопротивлению военных властей, генерал Корнилов был по моему предложению назначен 19 июля Верховным главнокомандующим русской армией вместо Брусилова, потерявшего желание командовать.

Я изложил этот рассказ о карьере генерала Корнилова для того, чтобы читатель мог понять последующие события и понять, почему я до самого последнего момента не видел и не мог видеть генерала Корнилова среди заговорщиков, несмотря на все указания военных. о готовящемся заговоре против Временного правительства и о большом количестве доказательств, собранных мной. Продвигая его на высший пост в армии, несмотря на противодействие его начальства и его непопулярность среди левых политиков, игнорируя его крайне недисциплинированные высказывания в адрес Временного правительства, проявляя подчас чрезмерное терпение в его отношении, я твердо верил, что этот потрясающе храбрый солдат не будет заниматься политическими игрищами в прятки и не способен ударить в спину.

К великому несчастью России, именно это и произошло.

Глава XVI

Заговорщики переходят в наступление

Я до сих пор не знаю, когда и где было принято окончательное решение сделать генерала Корнилова диктатором. Я полагаю, что решение было принято еще до назначения Корнилова командующим Галицийским фронтом, т. е., между 2 и 7 июля. Меня укрепляет в этом убеждении тон самой первой телеграммы, адресованной Корниловым правительству в ответ на его назначение командующим фронтом. Возможно, однако, что Завойко, эмиссар заговорщиков, получив некоторую свободу прямой инициативы от своих друзей в Петрограде, решил форсировать события. По своему содержанию телеграмма выказывала лишь частичное несогласие с моими требованиями военного министра, но по форме она была явно угрожающей и настойчивой, носившей характер ультиматума. Очень резко описав обстановку на фронте, генерал Корнилов телеграфировал:

Я, генерал Корнилов, вся жизнь которого, с самого первого дня моего сознательного существования, была посвящена только служению своей стране, заявляю, что Родина гибнет, и поэтому, хотя меня и не просят высказать свое мнение, требую немедленного прекращение наступления на всех фронтах. Необходимо немедленно ввести высшую меру наказания на территории военных действий… Я заявляю, что, если правительство не одобрит предлагаемые мною меры, лишив меня тем самым единственного средства спасения армии и использования ее как орудия, для которого она была предназначена, — защиты Родины и свободы — я, генерал Корнилов, слагаю с себя должность главнокомандующего.

Как выяснилось позже, этот поразительный для генерала документ был написан не кем иным, как Завойко.

Я уже сделал правильное предложение генералу Брусилову относительно прекращения наступления. Применение вооруженной силы в борьбе с дезертирами, мародерами и тому подобными изменниками моими неоднократными приказами уже было обязательным для всех командиров. Требование о восстановлении смертной казни на фронте ранее предъявлялось армейскими комитетами.

Таким образом, значение телеграммы генерала Корнилова было не в содержании, а в ее жесте — жесте «сильного человека». Тот же жест Ставка в Могилеве вскоре переслала в ЦК Союза офицеров. В телеграмме Временному правительству, подписанной полковником Новосильцевым, уже без зазрения совести объявлялось, что все