женщина, сидевшая на коленях рядом со мной, легким движением положила руку мне на грудь. Мне же показалось, что на меня взвалили груз весом в тонну. Поняв, что подняться мне не удастся, я остался лежать, отчаянно хватая ртом воздух, поскольку ладонь женщины не давала мне дышать. При этом я всерьез размышлял о том, перешел ли я уже ту грань, которая отделяет человека со здоровой психикой от сумасшедшего. «Дайте мне встать! Дайте встать!» – с трудом выдохнул я. «Нет, – тихо пробормотала женщина. – Побудь со мной еще немного, о мой любимый». Затем она снова принялась меня целовать.

Тут мистер Лессингем на какое-то время прервал свой рассказ, и все его тело непроизвольно содрогнулось от отвращения. Несмотря на то, что он делал все возможное для того, чтобы сохранять контроль над собой, черты лица его тоже исказила болезненная гримаса. В течение нескольких секунд он, казалось, не мог подобрать подходящие слова для того, чтобы продолжить свое повествование. Когда же он снова заговорил, я сразу заметил, что голос его звучит хрипло и напряженно.

– Знаете, я в самом деле просто не в состоянии передать, насколько омерзительны мне были поцелуи той женщины. Они вызывали у меня просто неописуемое отвращение. Я до сих пор вспоминаю их с ощущением физического, ментального и морального ужаса, хотя прошло двадцать лет. Самым же ужасным было то, что я был совершенно неспособен оказать хотя бы малейшее сопротивление этим ласкам. Я просто лежал неподвижно как бревно, не издавая ни слова, ни звука. Женщина же делала свое дело, в то время как я пребывал в состоянии, близком к агонии.

Мистер Лессингем достал из кармана носовой платок и вытер им лоб, на котором, несмотря на то что на улице и в комнате было прохладно, обильно выступили капли пота.

– Я не в состоянии точно вспомнить все, что происходило со мной в то время, когда я против моей воли находился в том страшном месте. Это просто выше моих сил, так что я не стану даже пытаться это сделать. Если бы я предпринял такую попытку, от этого не было бы никакого проку, а для меня она оказалась бы невыносимо болезненной. Мне кажется, тогда я воспринимал окружающее так, словно видел все через стекло, искажающее реальность. Так что в любом случае в моих воспоминаниях, даже если бы мне удалось их восстановить, была бы изрядная доля того, чего на самом деле не происходило. Как я уже говорил, образы, которые достигали моего сознания, были, на мой взгляд, слишком уж чудовищными и омерзительными для того, чтобы быть правдой.

Только впоследствии, когда у меня появилась возможность сопоставить даты, я смог приблизительно определить, как долго я находился в заключении в том странном храме. Судя по всему, я провел там больше двух месяцев. Представьте себе, два месяца непередаваемого ужаса. Все это время перед моим воспаленным взглядом одни фантасмагорические персонажи сменяли другие. Время от времени, насколько я могу судить, в храме проводились какие-то религиозные ритуалы и обряды. В большинстве случаев в них так или иначе фигурировали алтарь, бронзовый идол и живой жук, сидящий на его брови. Впрочем, если моей памяти можно хоть немного доверять, там происходили не только таинственные религиозные ритуалы, но и чудовищные оргии, вызывавшие у меня неописуемый ужас. Мне кажется, я видел вещи, от одной лишь мысли или воспоминания о которых у меня голова идет кругом, а все тело начинает бить дрожь. Разумеется, мои жуткие видения и воспоминания так или иначе связаны с культом непристойной богини Изиды и ее почитателями. Возможно, это все же плод моего лихорадочного, бредового состояния, и я очень надеюсь, что так оно и есть, но мне кажется, что в том храме совершались человеческие жертвоприношения.

Когда мистер Лессингем сказал это, я сразу же навострил уши. По некоторым личным причинам, которые прояснятся сами прямо сейчас, я как раз гадал, заведет ли Лессингем речь о человеческих жертвоприношениях. Он заметил мой интерес, но не совсем правильно истолковал причину, которой он был вызван.

– Я вижу, вы заинтригованы – и меня это не удивляет, – сказал он. – Что ж, я готов повторить. Если только это не было плодом моего неадекватного физического и психологического состояния – а я поблагодарил бы Бога, если бы это оказалось так! – я несколько раз видел, как в том странном храме, на каменном алтаре, проводился обряд человеческого жертвоприношения. Причем, если только я не ошибаюсь и все это происходило на самом деле, всякий раз жертвами этих обрядов становились женщины. Все они были совершенно обнаженными, а их кожа – такой же белой, как наша с вами. И всех их, прежде чем сжечь, подвергали чудовищным, просто дьявольским пыткам и надругательствам. Не раз мне приходилось слышать – если только это не были галлюцинации – ужасные крики жертв и восторженные вопли их мучителей и убийц, а также зловещую струнную музыку этих исчадий ада.

Именно ужас, накопившийся в моем сердце от присутствия при подобных страшных сценах, дал мне силы, либо мужество, либо спасительное затмение рассудка – не знаю, что именно это было. Я сумел разорвать путы, которыми был связан. Однако, даже избавившись от них, я остался, и до сих пор остаюсь, человеком, на которого идет охота.

Дело было так. Изверги затеяли очередное человеческое жертвоприношение – если только, еще раз напомню, все, о чем я говорю, мне не мерещилось. На моих глазах молодая красивая англичанка сначала была подвергнута надругательствам, а затем сожжена живьем. Я же беспомощно лежал и смотрел на все это. Наконец страшный ритуал закончился. Пепел жертвы разобрали участники чудовищного действа. Поклонники культа Изиды разошлись. Меня оставили одного – если не считать Певицы, которая, судя по всему, выполняла в той обители зла роль охранницы. Как всегда после подобных церемоний, она больше была похожа на дьяволицу, злобное животное, чем на человека, опьяненная невообразимым зрелищем. Когда она приблизилась, чтобы подвергнуть меня своим отвратительным ласкам, я вдруг ощутил нечто такое, чего в ее присутствии не чувствовал уже давно. Мне показалось, что с меня вдруг сняли тяжелый груз, который нестерпимо давил на меня, отнимая у меня силы и сковывая по рукам и ногам. Всю мою душу тут же наполнила радость освобождения. Я с наслаждением почувствовал, как кровь пульсирует в моих жилах, и ощутил себя хозяином собственной судьбы.

Могу лишь предположить, что в течение нескольких недель Певица держала меня в состоянии гипнотического оцепенения. Видимо, пользуясь тем, что я все еще был слаб после перенесенной лихорадки, а также активно используя свои дьявольские способности, она не давала мне выйти из состояния транса. Теперь же по каким-то причинам поводок, на котором она меня держала, ослаб. Вероятно, она в какой-то момент слишком увлеклась манипуляциями в рамках очередного бесчеловечного ритуала и просто забыла одурманить меня, как она, видимо, многократно делала до этого. Так или иначе, когда она подошла ко мне, я впервые за долгое время был человеком, мужчиной, владеющим своим телом и волей. Она же, похоже, этого совершенно не замечала. Придвигаясь ко мне все ближе и ближе, она, судя по всему, совершенно не отдавала себе отчета в том, что я больше не безвольное, бессильное, бесполое существо, в которое она уже давно меня превратила.

Однако она все это поняла, прикоснувшись ко мне, – и тут же перестала прижиматься губами к моим губам. В этот самый момент давно тлевшая в моей груди ярость вспыхнула и превратилась в обжигающее пламя. Рывком вскочив с кучи тряпок, на которой я так долго лежал, я схватил ее обеими руками за горло – и тут до нее дошло, что я очнулся от ее чар. Тогда она, фигурально говоря, попыталась снова натянуть поводок, на котором она меня держала все последнее время, но по ошибке ослабила. Ее полные злобы глаза были устремлены прямо на меня. Я знал, что она напрягает всю свою гипнотическую силу, чтобы снова превратить меня в бессловесное животное. Но я продолжал борьбу с ней словно одержимый и победил – в каком-то смысле. Я железной хваткой сжал ее горло обеими руками. При этом я отчетливо понимал, что сражаюсь больше чем за жизнь – для меня на карту были поставлены все мои понятия о добре и зле.