— Гос-споди! И когда же?

— Днями приступят. А другая новость тоже весёлая... Вербуют молодёжь на работы в Германию. На наш колхоз план — пять человек. Кто же согласится? Будет слёз...

— Вот тебе и свобода! — с негодованием сказала Полина Васильевна. — Немчура проклятая! А как же сынок? Может, нехай спрячется?

— Сам голову ломаю... От Павлика письмо пришло. Мелентьев передал. Подписано мне, а всё равно, наглец, распечатал...

— Яшу и Лидку не видал в Пронской? С утра на маслобойню поехали и досе нема.

— Нет, не столкнулись. А Фаину видел. Обратно в Ворошиловск собирается. Не сработалась с директором.

— Гм. Вот уж перекати-поле, — с неодобрением заметила Полина Васильевна. — Болтается, как тёлка непривязанная... Ну, полежи, полежи... А я пойду управляться. Да дедушку покличу. Зачитаешь нам...

«Родные и любимые, батюшка, Степан и Полянка! Не уверен, что послание моё быстро дойдёт, но пишу, пока есть возможность переправить его. Я в Пятигорске. До этого был предельно загружен, ездил по кубанским станицам. А вчера вернулся с Терека. Настроение боевое. Кубанцы и терцы не утратили казачьего духа и намного сознательней, чем наши донцы. Чувствуется близость фронта, и они, истинные казачьи сыны, рвутся в бой с большевиками. В одном из сражений и я принял участие.

Бой проходил в песчаных бурунах. Ранним утром немецкие танкисты, подавив огневые точки противника, окружили часть ЗО-й кавалерийской дивизии большевиков. Наша сотня лавой бросилась на врага. Вёл её хорунжий Константин Кравченко.

Ему лет сорок. Бесстрашен, как чёрт! Его заповедь: «За каждый год советской власти казак должен уничтожить по одному коммунисту!» Схватка была жестокой. Мы смяли красноармейцев. Трофеи: противотанковые ружья, станковые пулемёты, обоз боеприпасов, множество лошадей. В карманах у пленных обнаружены варёные и сырые кукурузные зёрна. Не очень заботятся красные командиры о своих бойцах! К сожалению, Кравченко был ранен осколком гранаты. Он награждён немецким командованием орденом «За храбрость» и нагрудным знаком. Сейчас лечится в станице Горячеводской.

Я приступил к созданию представительства Казачьего национально-освободительного движения на Тереке. В оргработу активно включился Ростислав Алидзаев, сотрудник местной газеты. Прилагаю усилия, чтобы и сюда доходили газета «Казачий вестник» и журнал «Казакия». Необходимо идейное подкрепление.

В Пятигорске жизнь налаживается. Работают кинотеатры, музкомедия и рестораны. За пять марок можно прилично поужинать в «Европе» или в «Паласе», а в «Дагестане» цены ещё ниже. Нахожусь под приятным впечатлением от фильма «Звезда Рио», от игры бразильской танцовщицы Лайяны. При возможности посмотрите эту кинокартину.

На днях я отправлюсь в Ставрополь. И поскольку весьма сомнительно, что мне удастся снова выбраться в Ключевской, предлагаю следующее. Я выхлопочу два специальных приглашения на съезд земледельцев юга России, который состоится в начале декабря. Батя и Степан, обязательно приезжайте!

Ждать ответа мне некогда. Сделаю так, как написал. А уж вы сами решайте. Очень, очень хотелось бы повидаться! Будьте здоровы! Храни вас Бог! Павел».

Тихон Маркяныч, весь обратившийся в слух, под конец улыбнулся и взял из рук Степана линованный лист, исписанный крупным красивым почерком. Бережно сложил его и крутнул головой:

— От же отчаюга! Опять полез под пули!

— Ну так поедем? — спросил Степан Тихонович и добавил: — Сегодня бургомистр объявил, кто приглашён. Назвал и нас.

— Всенепременно!

— Съезд начнётся шестого декабря. За сутки и тронемся.

Тихон Маркяныч унёс письмо в свою комнатёнку, и ещё несколько минут оттуда слышалось, как он ухмылялся и что-то бормотал.

Яков, узнав от отца о предстоящей мобилизации, не проронил ни слова. А Лидия побледнела и, закусив губу, поспешила во двор...

15

На следующее утро, застав сноху с мокрыми глазами в летнице, Полина Васильевна со вздохом сказала:

— Вы бы сходили с Яшей за тёрном и шепшиной[34]. В самый раз выспела зимника. А то, не дай бог, прихворнёт Федя — и отвара сделать не из чего. Сходите на пару...

— Да его и дома не бывает! — пожаловалась Лидия. — Заладил к дядьке Мишке на Аксайский. Такой неласковый стал... Может, завёл себе кралю?

— Глупости! Мучается он дюже. Аль не видишь? Тебе нелегко, а каково мне? Влез Степан в это дурацкое атаманство заради людей, а сына потерял. Вот и мечусь меж двух огоньков, как бабочка ночная...

Поздним утром, прихватив ивняковые корзины, Яков и Лидия отправились к дальнему логу. Порошило. На земле уже лежал тонкий снежный слой. На нём чётко пропечатывались подошвы сапог — больших и маленьких.

— Не спеши, — попросила Лидия, приостановившись на взгорке, чтобы перевязать платок. Яков замедлил шаги и обернулся. Тронутое морозцем, озарённое светло-серыми глазами, лицо жены помолодело и зарумянилось. Припухшая верхняя губа и чуть привздернутый нос придавали ему милое детское выражение. В эти минуты была Лидия особенно хороша и полна той особой, мягкой женственности, которая охватывала её наедине с мужем. Уловив тёплый взгляд, она взяла Якова под руку, прижалась к плечу и долго так шла, отмеряя короткие шажки.

— Яш! — таинственно шепнула Лидия. — Тебе хорошо сейчас? Со мной?

— Мне всегда, ластушка, с тобой хорошо.

— И никто тебе не нужен, кроме меня?

— Никто. А почему вдруг спросила?

— Зачастил ты к дядьке Мишке. В карты да в карты...

— А что же по вечерам делать? Книги все перечитал. Да и керосин на исходе, лишний раз лампу не зажжёшь.

— Яш, — заглянула Лидия мужу в лицо, — а ведь листовки... Это ты их тётке Матрёне и Веретельниковым подсунул.

— Приснилось, что ли?

— Ага. А ещё видела во сне, что одна штука спрятана в книжке.

— Вот как... — насторожился Яков. — Никому об этом не сказала?

— Конечно, нет. Только обидно, что стал от меня таиться...

Пока дошли до лога, спугнули двух зайцев и шайку куропаток. Небо прояснилось. Сквозь облачную зыбь промелькнули лучи. Степь вспыхнула! Сахарной глазурью отливал напротив солнца склон, радужно заискрилась равнинная гладь. Но чудесней всего преобразились протоки полыни, серебрящиеся махровыми метёлками. Всё шире проливался на землю свет зимнего полдня.

Кусты шиповника, заматеревшие в затишке, издалека рдели крупными ягодами. На холоде они отвердели и сморщились и легко снимались с колючих веточек. Временами, грея руки в карманах фуфайки, Лидия задумчиво смотрела на мужа, который проворно обирал куст и будто не замечал её взгляда.

Густая терновая полоса, заснеженная по верхушкам, была тоже неподалёку. Темновато-сизых ягод