— Я быстро.

Дженни вышла в коридор, направляясь к другим заброшенным помещениям, и Эми окликнула ее:

— Спасибо…

— За что?

— За то, что пошли сюда, за то, что разыскали моих подруг. Вы ведь спокойно могли убежать…

— Еще не поздно. — Дженни выдавила из себя слабую улыбку.

75

— Что тебе сказано? Смотреть можно, трогать нельзя.

Доктор Кавендиш раздраженно махнула рукой перед лицом Роберта, лежавшего с вылезшими из орбит бледно-голубыми глазами. Веки его были зафиксированы металлическими зажимами, зрачки расширены. Помощник доктора был привязан к операционному столу в учебном классе подземного госпиталя. Он что-то невнятно бормотал; слова расплывались и таяли.

— Разве это так сложно? Всего лишь нужно было держать лапы при себе. Разве я мало предложила за твои услуги? Ты просто больной, ненормальный! Кто тебя заставлял шляться по ночам в комнату этой девочки?.. Ничего, сейчас мы тебя вылечим. Больше ты ни одну женщину не побеспокоишь.

Роберт, бывший санитар «Соснового края», очень помог Ребекке в самом начале. Прикинувшись охваченным приступом ностальгии шизофреником, проник в старое здание и раздобыл документы, которые впоследствии помогли ей с заключением договора аренды. Разумеется, она была в курсе сексуальных отклонений Роберта, поэтому знала, чем отблагодарить его за услуги, и до сих пор схема работала вполне благополучно. Однако ему оказалось недостаточно лишь смотреть на женщин; слабость Роберта поставила существование клиники под угрозу. Его необходимо вылечить…

Кавендиш на секунду задумалась, пытаясь припомнить тонкости давно забытой и все же весьма популярной в свое время процедуры, способной исцелять психические отклонения. Краем уха уловила мелодию, плывшую по темным комнатам и коридорам. Музыка успокаивала, словно колыбельная, навевала счастливые воспоминания.

Игла проигрывателя застряла на поцарапанном виниле, и мысли доктора Кавендиш вернулись в учебный класс. Она приставила конец лейкотома[19] к верхней части глазницы пациента и подняла молоточек. Зрачок Роберта дернулся. Молоточек ударил по рукояти инструмента, с легким щелчком пробившего тонкую черепную кость в глазной впадине.

76

Вода в бутылке почти закончилась; бо́льшая часть ее вытекла на простыни. Требовалось раздобыть еще какого-нибудь питья, и требовался врач. Настоящий врач. Эми вспомнила об Ане. Если пробраться наверх, в клинику, она убедит Аню помочь. Та наверняка знает, что делать.

Эми похлопала по карману. Связка ключей на месте, так что дверь из подвала можно будет открыть.

— Подожди меня, я сбегаю за помощью, — сказала она женщине, продолжавшей бубнить мантру доктора Кавендиш. — Все будет хорошо.

Эми двинулась к выходу из палаты, когда в дальнем темном углу помещения осветились стеклянные двери смежного кабинета.

— Здравствуйте, Эми. Очевидно, вы хотели позвонить?

За старым столом сидела доктор Кавендиш, помахивая трубкой телефона. Отрезанный от аппарата провод раскачивался в воздухе.

77

— Ты вернулась… — хрипло прошептала Жасмин, схватив Дженни за руку.

— Не волнуйся, мы тебя отсюда вытащим.

В комнате воняло привычными еще со времен «Соснового края» запахами — дезинфекцией и по́том из подмышек санитаров, удерживавших ее на каталке, словно бездушную куклу, а не человека из плоти и крови. Она отстегнула ремни, стягивающие щиколотки Жасмин, и коснулась ее ледяных ступней. Растерла, пытаясь восстановить кровообращение.

— Сможешь идти, опираясь на меня?

Жасмин кивнула, и Дженни, отбросив в сторону тяжелые одеяла, помогла ей сесть и повернуться. Девушка, вцепившись в ее плечи, сползла вниз, и Дженни подхватила худенькое тело, не дав ей упасть.

— Какая слабость… — захныкала Жасмин.

— Все в порядке, я тебя держу, — сказала Дженни.

Они добрели до импровизированного кабинета электрошоковой терапии. Дженни помахала рукой, разгоняя жирных мух, что вылетали из дыр в потолочных перекрытиях. В углу, у самой двери, лежала сумка. Мягкая холстина, покрытая разнообразными металлическими значками, переливающееся в тусклом свете изображение единорога… Сердце Дженни сжалось: неужели Клара в подземном госпитале?

78

В высоко прорезанных окнах сверкнула молния. С побегов пробравшегося в палату плюща заструилась дождевая вода.

— Давайте же, Эми. Задайте ей вопрос.

Доктор Кавендиш стояла за спиной, крепко сжав ее плечо. Эми тупо смотрела прямо перед собой, роняя со лба капли пота, пробившего ее, несмотря на промозглую сырость подвала. Попыталась проглотить ком в горле, однако гортань свело спазмом, и ей едва удалось выговорить:

— Я… я не могу, доктор Кавендиш.

— Спрашивайте! — велела доктор, впившись в нее ногтями.

— М-м-м… ломоть хлеба? — после недолгих раздумий спросила Эми.

Женщина в кровати моргнула.

— Слишком общий вопрос. Спросите что-то более конкретное.

— Я не понимаю…

— Черный хлеб, белый, багет, лаваш! Господи, Эми, дайте же ей шанс!

— Белый. Кусок белого хлеба, — наконец проглотив комок, промямлила Эми.

— Шестьдесят одна калория, — с облегчением едва слышно ответила женщина.

— Отлично, Донна.

Доктор Кавендиш отпустила плечо Эми, шагнула к кровати и вытащила из кармана маленькую пластмассовую коробочку. Откинув крышку, извлекла изюмину и вложила ее в рот Донны. Та немедленно протолкнула изюминку за щеку и начала катать во рту, словно леденец. Аккуратная прическа доктора рассыпалась, светлый костюм от «Шанель» был захватан грязными пальцами и забрызган оранжевой жидкостью; два ее накладных ногтя отвалились.

— Хотите поиграть еще? — обратилась она к Эми, и в ее голосе зазвучали возбужденные ребячливые нотки.

— Доктор Кавендиш, где Жасмин?

Доктор изумленно уставилась на Эми.

— Вы меня второй раз о ней спрашиваете. Я уже говорила — Жасмин в больнице, ей необходимо особое лечение. Задавайте Донне следующий вопрос.

— Доктор Кавендиш, я…

— Задавайте! — рявкнула она, нервно забарабанив пальцами по своей коробочке.

— Стакан молока…

Доктор сердито усмехнулась, покачав головой:

— Эми…

— Извините, пинта молока, обезжиренного молока.

Доктор перевела взгляд на женщину в кровати. Та явно затруднялась, и Эми пожалела, что не задала более легкий вопрос.

— Сто… Сто калорий, — наконец выдавила Донна.

Доктор Кавендиш, помрачнев, защелкнула крышку коробки с изюмом.

— Можно, я спрошу кое-что другое? Что-нибудь о парфюмерии, например? — умоляюще заговорила Эми.

— Я всего лишь стараюсь, чтобы мои пациентки не допустили той ошибки, что когда-то сделала моя мать.

Эми сразу вспомнила о газетной вырезке. Ее ноги ослабели; сердце ушло в пятки.

— Она всю жизнь предавалась развлечениям, — продолжила доктор Кавендиш. — Не следила за собой. Со временем перестала влезать в приталенные платья, надевала лишь бесформенные балахоны. Изящный бриллиантовый кулон перекочевал в сейф, а взамен она стала носить яркие стеклянные бусы — точь-в-точь как цепочка на шее нашей собаки. Она заплатила за свой образ жизни дорогую цену — потеряла все: фигуру, успешный брак, а под конец и саму жизнь.

Доктор возмущенно вздернула брови, словно смерть матери была для нее всего лишь