Справа краем глаза она заметила сгустившуюся тьму — Слай. Он снова стоял неподвижно, вперившись в неё укоризненным взором. Не говорил, молчал, но оттого сделалось ещё больше не по себе.

— Отвали от меня, убирайся! Ты не настоящий! — прошипела она призраку и, не дожидаясь, пока тот исчезнет, бросилась догонять Триста Шестого.

Здоровяк уже ждал её у дома, где держали желтоглазого.

— Ты где была?

— Шнурки завязывала. Ну что, готов?

Тряхнув кулаком, он толкнул дверь. При виде их Триста Сорок Третий, желторотик, приставленный охранять заключённого, подскочил со стула:

— Что, уже?!

— Уже! — передразнил его Триста Шестой. — Давай сюда ключи.

— Так они у Клыка. Он же после того случая только при себе их и носит.

— Чёрт! — впрочем, невелика беда. Разорвать цепь для Туши — как два пальца обгадить

Триста Шестой деловито размял плечи, посеменил на одном месте и рванул к запертой двери.

— Погодь, он не… — грохот прервал малька на полуслове. — Хрена себе!

Альтера заглянула в комнату. На радостях Триста Шестой перестарался — дверь сшиб в мелкую щепу, пронёсся кабаном через всё помещение и вылетел наружу, проделав в стене огромную дыру.

— Болван! — она раздражённо закатила глаза. — Ну и куда тебя понесло, Туша?

В дыре показалась недоуменная физиономия здоровяка:

— Не понял, а где Керс?

— Так ведь он там, — Триста Сорок Третий ткнул большим пальцем себе за плечо.

— Раньше не мог сказать? — забравшись внутрь, Триста Шестой тяжело протопал мимо и снёс пинком следующую дверь.

Сидящий на голом полу Керс ошалело хлопал на них своими жёлтыми глазищами. Вид у него был жалкий: скованный по рукам и ногам, в пожёванной гиенами рубахе, с разбитой губой и здоровенным синяком под глазом — знатно же он выгреб от Клыка за свои проделки. Бедолага, хоть садись рядом и рыдай с ним в обнимку.

— Вы что здесь устроили? — выдавил он, оправившись от изумления.

— Тебя спасать пришли, братишка.

— На фига?

Триста Шестой склонился над ним и подцепил пальцами стальной браслет:

— Не дёргайся, а то с клешнёй выдерну, — и сорвал сначала первый, потом по очереди оставшиеся, затем, подхватив притихшего Керса за шиворот, поставил его на ноги. — Ну вот, теперь порядок.

— Альтера, что за..?

— Не тупи, дружище, — она приобняла его за шею и брезгливо поморщилась. — Фу-у! Ну и несёт же от тебя, вонючка!

— А ты не нюхай, я тебе не ромашка, — буркнул Керс. — Меня тут три дня на цепи держали, если ты не заметила. Так в чём не тупить?

— Уходим мы, — пояснил Туша. — Вот, тебя решили прихватить.

Резко остановившись, желтоглазый сбросил руку Альтеры:

— Кто это — мы, и куда уходим? Вы что удумали?

— Мы — это все мы, — встрял желторотик со своим красноречивым объяснением.

— А уходим мы отсюда, — продолжила Альтера, расплывшись в широкой улыбке.

Глава 19

Разложить скудные пожитки не составило огромного труда. Десяток любимых книг с протёртыми до дыр корешками занял почётное место на стареньком, но свежевыкрашенном столике, туда же водрузилась верная боевая подруга — печатная машинка. Рядом разместились стопка чистых листов и перьевая ручка, а чернила с лентой для машинки отправились на платяной шкаф. Опустевший чемодан был захоронен под кроватью, всё равно не скоро понадобится. А вот над тем, куда спрятать свои сбережения, Шарпворду пришлось поломать голову, и, в конце концов кошель с золотом и единственной купюрой тысячным номиналом был заперт под замок в прикроватной тумбе — более надёжного места всё равно не отыскалось. Впрочем, хозяева дома показались ему достойными и честными людьми, потому за своё смехотворное сокровище Ян не слишком волновался. Оплату за комнату запросили с него до того скромную, что он почувствовал себя миллионером, даже как-то неловко стало.

Устроившись поудобнее на шатком стуле — пожалуй, стоит попросить другой, — Шарпворд сдул пылинки с клавиш и задумчиво посмотрел в окно. Небо окрасилось густым лиловым закатом, в соседском доме хлопнули оконные ставни, хрипло залаял сторожевой пёс. Щебет птиц уже стих, и ему на смену пришла умиротворяющая трель сверчков. Приподнявшись со стула, Ян выглянул на задний двор с крепким сараем и пятачком лужайки, поросшей сочной весенней травой; рядом лицом вниз лежала забытая деревянная кукла без платья, зато в компании надщерблённого глиняного кувшина.

Здесь Шарпворду определённо нравилось. Он находил нечто завораживающее в этом замкнутом провинциальном мирке, пусть даже его спокойствие время от времени нарушали хищники Пустошей. Но как-то же живут здесь люди! Так почему бы и ему не попытаться? Осталось только решить, чем заняться в этом богами забытом месте. Село довольно большое, но далеко и от столицы, и от тракта — почти день пути. Зато здесь никто его не найдёт, если кто-то из местных не сдаст. Как выяснилось, Шарпворда селяне знали, а вот до скромного и тихого молодого человека, представившегося Яном, никому дела не было. От псевдонима пришлось отказаться, но он лелеял надежду, что временно. Зато можно погрузиться с головой в свою книгу — он давно мечтал написать что-нибудь фундаментальное, поистине стоящее, и вынужденная пауза в карьере из-за гонений предоставила ему такую возможность.

И всё же ему будет не хватать редакции. Бедная Оливия! Для неё она была неким сакральным местом, смыслом всей жизни, теперь превратившимся в золу вместе со столами, шкафами и архивными папками. Нет больше «Народной Правды», Прибрежье, как выяснилось, в истине не нуждается. Как же охотно народ поверил в байку о запланированном замужестве принцессы! Так стоит ли рисковать собственной жизнью ради этого глухого и слепого стада? А псевдоним можно придумать новый, для будущей книги.

Стук в дверь оборвал его безмолвные сетования и, прошаркав по скрипучим половицам, Ян остановился у порога:

— Да?

— Господин, прошу к столу! — послышался тонкий голосок хозяйской дочки.

— Благодарю, юная леди. Уже иду.

— Мы вас ждём! — и по лестнице торопливо затопали детские ножки.

Расправив сорочку и накинув пиджак, Шарпворд спустился в гостиную. За просторным столом собралось всё семейство. Дэйв, господин средних лет со всклокоченной рыжей шевелюрой и мясистым носом приветливо кивнул и предложил занять свободное место у противоположного края стола. Двое его сыновей-подростков с холодной вежливостью поздоровались, а девчушка лет семи, только что пригласившая его присоединиться к трапезе, широко улыбнулась.

— Ужин у нас всегда в восемь, — с некоторой строгостью заявила Мари, добродушная пышка с румяными щеками и забавно вздёрнутым носиком, напоминающим свиной пятачок. — И лучше не опаздывать, а то