– Как ни странно, это иногда бывало правдой. Мои слова вам подтвердит любой астроном. А раз вы любите вычислять вероятность некоторых событий, вот и посчитайте, насколько велика возможность встретить жизнь в другом месте Вселенной, учитывая, что вокруг известных нам двух триллионов галактик, в каждой из которой сотни миллиардов звёзд, вращается с десяток планет. Моей фантазии не хватает, чтобы представить подобные масштабы. Я думаю, что наш голубой шарик не настолько уникален, чтобы быть единственным в своём роде. Надеюсь только, что если кто-то сумел до нас долететь, то у них хватит мудрости не повторить опыт испанцев, высадившихся на берегах Южной Америки много веков назад. Если честно, мне иногда кажется, что мы для них как своеобразное реалити-шоу, которое крутят по межгалактическому телевидению под названием, скажем, «Земные страсти». А когда рейтинги падают, они устраивают какую-нибудь заварушку вроде Большой войны, чтобы подогреть интерес у публики. А вообще, я бы вам посоветовал чаще смотреть на небо – очень вдохновляет. Фантазию и творческое начало очень хорошо развивает, – улыбнувшись, ответил я и нажал нужную кнопку на панели внутри лифта.

Спустившись вниз, мы подошли к адъютанту, который, взяв мои документы, проводил меня в лабораторию, где пожилой мужчина в белом халате набрал из моей вены несколько пробирок крови и просканировал мою голову, радуясь новому объекту для изучения.

– Ваш мозг гораздо больше среднестатистического, – с придыханием сказал седовласый доктор. – Это, конечно, не абсолютный показатель гениальности, но шансов на исключительные возможности у обладателей такой головы гораздо больше.

– Если не работать над собой, то какими бы талантами тебя ни наградила природа, пользы это не принесёт, – ответил я.

– Полностью с вами согласен, но, с другой стороны, если в голове изначально ничего нет, то никакая работа над собой не поможет. Я постарше вас, поэтому отчётливо помню те нелепые разговоры о том, что Создатель сделал нас одинаковыми и все мы рождены в равных условиях. Как учёный, никогда с этим не мог согласиться. Человечество постоянно кидается из одной крайности в другую. Сначала некоторых людей считали богами, невзирая на отсутствие у них каких-либо способностей, и все обязаны были беспрекословно подчиняться их воле, даже если она была безумной. Потом же всех, наоборот, хотели привести к единому знаменателю, дав им одинаковые возможности, но не учитывая абсолютно разных способностей к пониманию действительности. Поэтому для одних свободой является возможность обойти весь земной шар в поиске смысла жизни, а другие видят её в том, чтобы беспрепятственно гадить во всех местах, не получая наказания. Так что утверждения о всеобщем равноправии – это не более чем хитрая уловка, придуманная для получения голосов наивных избирателей. А потом этот девиз вошёл в моду по всей планете. Полнейший бред. Даже в рамках одного государства всегда было неравенство, и я говорю отнюдь не о материальных благах, а совсем о другом: одни люди от природы сильнее физически, другие обладают незаурядным аналитическим умом, а третьи вообще не могут ничем похвастаться, кроме непреодолимого желания навредить всем остальным. Не знаю, почему нас создали такими разными, но то, что это неоспоримый факт, никто не сможет опровергнуть. Как раз поэтому и не удался ни один эксперимент по ассимиляции людей из других социумов – мы слишком разные. И это не означает, что одни хорошие, а другие плохие. Это лишь подтверждает то, что у каждого в жизни своя дорога.

– Лет пятьдесят назад вас за такие мысли точно никто бы не похвалил, – обдумывая сказанные доктором слова, ответил я. – Но не боитесь ли вы, что в итоге подобная философия приведёт к неравенству, существовавшему столетия назад? Когда одарённые чернокожие рабы были вынуждены сутками батрачить на плантациях, а их белые хозяева, бездельники, присваивали результаты их труда. Ведь только когда мы сломали подобный ход событий, человечество побежало вперёд гигантскими прыжками. Просто людям дали возможность проявлять инициативу, а также не препятствовали выходу на свободу человеческой любознательности.

– Конечно же, я боюсь возвращения в тёмные времена, и вы абсолютно правы – это возможно. Но я и не знаю решения столь сложного вопроса – я лишь описываю проблему и говорю, что её нужно как-то решать. Моё время прошло; будущее за молодыми – такими, как вы.

– Моё время тоже заканчивается, – усмехнулся я. – Молодым меня уж точно не назвать, но за комплимент – спасибо.

– В мире всё относительно. Вы мне сейчас кажетесь юнцом, пытающимся найти решение проблемы. Я в ваши годы видел мир совсем иначе, чем сейчас, и жалею об этом. Только моя ли в этом была вина? Как ни странно, со временем я понял, что белое не всегда является таким уж светлым, а чёрное – таким мрачным. Наша жизнь отличается множеством оттенков, и не всегда мы можем разглядеть в них истинные цвета. Вы слишком хороши для этого мира, вам нужно было родиться лет через сто. Ваши идеалы слишком благородны для данной эпохи, но искренне надеюсь, что впоследствии они станут для общества повседневной нормой морали. – Сказав это, доктор вежливо свернул разговор: – Нашу беседу можно вести бесконечно, а мне сообщили, что вы ограничены по времени, так что не смею больше задерживать.

Закончив процедуры, я снова направился в холл, где забрал свои документы у адъютанта. В них уже были проставлены все разрешения на выезд. В приподнятом настроении я вышел на улицу.

– А доктор достаточно интересный старик, – подумав, сказал мой невидимый спутник. – Ему потребовалась целая жизнь, чтобы выработать свою философию. И пусть она немного цинична, но в ней есть логика. У меня создалось впечатление, что в этом здании всё не так, как нам казалось до сегодняшнего дня. Должно быть, поэтому в нём так пусто. Думающих людей во все времена не хватало, а сейчас тем более сложно кого-то найти. Странно всё складывается: большинство обывателей видит ситуацию однобоко, даже не подозревая, какая жестокая борьба идёт на самом деле. Хотя, с другой стороны, так было всегда. При кажущемся благоденствии дворцовые перевороты не были редким явлением. Пройдут десятилетия, прежде чем обычные люди узнают правду. И со временем такая жизнь с обязательным сканированием мозга и забором крови станет нормой для тех, кто не видел ничего другого. Инквизитор не обманывал, говоря об истинном смысле своего существования. Он фанатик – это я в нём прочитал отчётливо. Только вот кто надоумил его на такую необычную идеологию? И какие у него реальные цели? Вполне возможно, что он тоже является лишь пешкой в большой