Шрифт:
Закладка:
Я хотела, чтобы это был приказ, такой же жесткий, как и его. Поначалу так и было. Но последние слова, последнее «возьми меня», превратились в мольбу.
Я почувствовала это всем телом Атриуса в тот момент, когда его самообладание ослабло.
Не было ни язвительной отповеди, ни кокетливого ответа. Просто внезапная, темная волна его решимости…
А потом движение.
Он медленно, мучительно отстранился, а затем снова вошел в меня.
Снова, быстрее. Снова. Снова.
Если раньше он был порочным, то теперь он был просто жестоким, яростным и неумолимым. Стоны, всхлипы, проклятия и молитвы срывались с моих губ — не то чтобы я их слышала. Я вообще ничего не слышала.
Ничего, кроме грубого голоса Атриуса, прозвучавшего в моем ухе:
— Теперь ты придешь за мной, Виви.
Приказ командира.
У меня не было выбора, кроме как выполнить его.
Кульминация обрушилась на меня с силой приливной волны, взрыва, чего-то такого, что разорвало меня на части и оставило в живых. В отчаянии я прижалась к Атриусу, мои мышцы сжались вокруг него — моя магия тоже потянулась к нему в эти последние мгновения, позволяя его удовольствию слиться с моим, глубоко проникая в его нити и погружаясь в него.
Он кончил так же, как и я, его губы выкрикивали мое имя, когда он зарылся лицом в мое горло. Он крепко прижал меня к себе, мышцы дрожали, и это объятие было единственной частью физического мира, которая оставалась неизменной, когда все остальное исчезало.
Ударные волны наслаждения пронеслись сквозь нас, сжимая мышцы и сбивая дыхание.
А потом — покой.
Голова Атриуса опустилась на мое плечо. Теперь его руки обхватили мое тело, чтобы удержать меня, а не сжать мои запястья.
Характер объятий изменился: от чего-то первобытного к чему-то… другому.
Постепенно ко мне возвращалось осознание мира. Все было тихо, кроме тяжелого дыхания и шума моря, омывающего наши лодыжки. Туман нагревался с восходом солнца.
Восход.
— Атриус, — сказала я в панике. — Солнце…
Но Атриус просто поднял голову и поцеловал меня.
Это не было неистово или похотливо. Не от злости. Не от боли.
Он был сладким, нежным, его губы мягко прижимались к моим, а язык нежно ласкал мой рот.
Затем он отступил назад, окончательно отстранившись от меня, и я почувствовала странную пустоту. Вода ударила холодом по моим ногам.
Не говоря ни слова, он натянул брюки, достал из камней свою выброшенную рубашку и накинул ее мне на плечи.
Затем он поднял меня на руки, прижал мою голову к своей груди и понес обратно в палатку, оставив мою ночную рубашку скомканной в воде, выброшенной вместе с нарушенными клятвами.
ГЛАВА 36
Мы с Атриусом легко заснули. Мы переползли на его подстилку, свернулись калачиком в объятиях друг друга и тут же погрузились в реку измученной дремоты.
Этой ночью мне снилась маленькая девочка, стоящая перед каменной крепостью в горах, и ее изумление от того, что она впервые увидела океан. Но даже во сне я не могла вспомнить, как он выглядел тогда, в тех глазах. И даже во сне это расстроило меня — я продолжала смотреть на море и плакать, хотя и не знала почему.
Зрячая Мать отстранила меня, прижалась к моему лицу и вытерла слезы.
— Ткачиха требует жертв от своих избранников, — сказала она. — Разве это не мелочь — пожертвовать собой, чтобы заслужить любовь богини? Чтобы заслужить любовь семьи?
Во сне я наблюдала за этой девочкой. У меня не было тела. Я не могла говорить.
Но мне хотелось крикнуть ей, Ты не понимаешь! У тебя уже есть семья. И ты не просто отдаешь свои глаза. Ты отдаешь море.
Но я не могла кричать, не имея голоса. Зрячая Мать взяла юную меня за руку и ввела ее в Соляную Крепость. Я не могла позвать ее. Я не могла последовать за ней. Я отдала Ткачихе свое тело и свой голос, и теперь у меня ничего не осталось.
Первое, что я почувствовала, когда проснулась, — глубокое и ровное дыхание Атриуса. Его запах и его присутствие окружали меня — последнее было тише, мягче, чем обычно. На мне все еще была его рубашка, испачканная его запахом и запахом моря. Его тело обвилось вокруг моего, руки свободно обхватили меня, лицо прижалось к моим волосам.
Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы осознать, что произошло прошлой ночью. Воспоминания, каждое из которых было более интимным, чем предыдущее, нахлынули на меня по частям: поцелуй, моя разорванная ночная рубашка… Ткачиха, его рот…
По коже пробежал румянец. Словно желая проверить, было ли все это на самом деле, мои пальцы скользнули вниз, к голым ногам, остановившись на двух маленьких ранках на внутренней стороне бедра, которые теперь зарубцевались.
А если и оставались какие-то сомнения по поводу остального… что ж, боль между ног отбросила их.
На моих губах заиграла улыбка.
И так же быстро она исчезла.
Я трахнула его. Человека, которого мне было поручено убить.
Я нарушила клятву, данную Арахессенам. Нарушила клятву, данную самой Акаэи.
Прошлой ночью мне казалось, что я принимала это решение в здравом уме. Но теперь, в один миг, в животе заклокотало чувство вины. Не рациональное, не логическое чувство вины — это было безумное чувство вины ребенка, испугавшегося родительского гнева.
Я осторожно высвободилась из объятий Атриуса, стараясь не разбудить его. Моя сумка, оставшаяся после поездки на остров, лежала здесь, в углу, вместе с вещами Атриуса. От вида этой вещи, так легко вписавшейся в его жизнь, у меня в горле встал комок.
Я была уверена, что на острове были разбросаны вещи людей, которые там жили, или воинов, на которых там нападали. Все это, скорее всего, было собрано и рассортировано солдатами Атриуса.
Но не мои.
Атриус сам нес мои вещи, как и меня, даже когда его люди умирали.
И только в этот момент я поняла: насколько Атриус понимал, я была одна из его людей.
Я вытащила сумку и открыла ее. Одежда внутри была помята и пахла морской солью. На ней и на холсте мешка виднелись бурые пятна крови. Разумеется, моей — слишком красной, чтобы быть кровью вампира.
Кинжал лежал прямо сверху.
Я вытащила его. Уже наступил закат, свет просачивался сквозь полотно
