Шрифт:
Закладка:
Тем не менее Мирайдзин, хоть и оказалась другой породы, в величайшей степени была ему родной. Голубизна этих единственных на свете глаз, к примеру, была точь-в-точь как у Ирены – одно это уже потрясало. Прекрасное спортивное тело, развивающееся гармонично из года в год – точно так же на глазах у Марко развивалась и Адель. Ямочки на щеках, когда она смеется, – от Джакомо, но в отличие от него с возрастом им не дано исчезнуть. Но что больше всего поражает Марко в неземном теле Мирайдзин – это крошечная родинка между мизинцем и безымянным пальцем, точно такая же, как была у Адели и есть у него. Эта невидимая миру точка – фирменный знак семьи Каррера, и сколько раз он брал в свою руку ручку Адели, чтобы две эти родинки совместились, не только когда она была малышкой, но и потом, даже сидя в воде в больничной ванной, когда Мирайдзин появлялась на свет, – это была их с дочерью «точка силы», как они говорили. Теперь он может то же самое проделывать с Мирайдзин, ибо невероятным образом в генетической буре, поднявшейся, чтобы она родилась столь прекрасной и новой, этой маленькой родинке удалось выжить.
Но еще чудеснее ее внешности, которая буквально воплощает в себе светлую утопию человеческой интеграции, в этом создании поражает то, что она все делает правильно. Всегда, начиная с пеленок, она и плакала только тогда, когда должна была плакать, и спала, когда должна была спать, и усваивала то, что ей полагалось, с ходу, с первого раза, что сильно облегчало уход за ней. То же самое было, когда она подрастала: то, что полагалось, всегда делалось, причем всегда вовремя, хотя время от времени бывали и сюрпризы в ее поведении или поступках, выходящих за рамки нормы, но только потому, что ее мать, или он, или педиатр, или учительницы, или профессора считали их улучшением нормы. Изучая именно этот феномен, Марко Каррера убедился, что Мирайдзин действительно уготовано изменить мир: поскольку на самом деле не всегда ее поведение, не вписывающееся в рамки, является улучшением, на самом деле это лишь способ поступать иначе, но то, что это делает только она, кажется улучшением. То есть она – это ее точеное личико, фосфоресцирующие глаза, мелодичный голос, выражение улыбающегося лица с ямочками на щеках – все ее тело в действительности, хотя пока еще маленькое и растущее, обладает статью кондотьеров. Это одно из тех тел, которые от природы наделены способностью убеждать в своей правоте. Одно из тех тел, которые другие берут за образец.
Не было такого опыта, в котором бы Мирайдзин не преуспела, не нашла правильный подход с первой попытки. Во всех испробованных видах спорта – от тенниса до дзюдо – не было тренера, который бы не опешил, говоря, что у нее природные склонности именно к его дисциплине. В первый раз, когда оказалась рядом с лошадью, она зашла сзади, чтобы погладить ее хвост: нет, моя радость, нельзя сзади подходить к лошади, это опасно, она может лягнуть тебя копытом, потому что лошади терпеть не… – а вот лошадь (в данном случае тринадцатилетняя кобыла Долли техасской породы, гнедая, смирная, но слегка нервная и очень чувствительная к узде, которая вчера сбросила одного господина из Ареццо, взявшегося управлять ею как на карусели, дергая за вожжи то в одну, то в другую сторону, и которую Мирайдзин оседлает на ближайшие семь лет, пока кобылу не отпустят на пастбище в ожидании дня, когда она отдаст душу Лошадиному богу), так вот, эта лошадь всем своим видом показывает, что польщена ее присутствием и даже разрешает расчесать себе хвост, что, по мнению тренерши, показывает доверительность установленных с животным отношений. Сногсшибательно, с учетом того, что Мирайдзин впервые приблизилась к представителю лошадиной породы. В школе учительницы молятся на нее, поскольку она умеет сконцентрироваться и поднять уровень концентрации всего класса. Она прекрасно рисует. Не успела она научиться писать, как скрупулезно принялась ставить в словах четкие знаки ударения, чего сегодня не делают даже учителя. Фраза, которая, словно снежинка, пролетает всякий раз, когда ей что-либо удается: «Она для этого рождена».
Марко однажды спросил ее об этом: «Мирайдзин, ты понимаешь, что все, за что ты берешься, у тебя сразу же получается? Как тебе удается?» И в ответ услышал: «Я смотрю, как это делает учитель». Следовательно, это предуготованное тело, которому все стремятся подражать, обладает таким даром, потому что умеет подражать другим телам. Погрузившись в роль ментора, Марко начинает проводить эксперименты: вот он показывает ей каждый день по телевизору баскетбольные игры NBA[95], и вот уже через неделю, получив баскетбольный мяч, девочка повторяет в совершенстве движения игроков – обманки, пробежки, броски – даже не зная правил игры. Вот она на первом уроке по сноуборду (она предпочла его лыжам), и уже способна в точности воспроизвести движения тренера, и поэтому спускается, выполняя несколько резких поворотов и не падая. Или возьмем танцы: не то чтобы Марко нравилось, когда дети танцуют, как раз наоборот, они приводят его в ужас, но следовало провести и этот эксперимент. И вот, просмотрев два раза после полудня видео, как иранская девушка, бросая вызов режиму, танцует на улице шаффл, Мирайдзин уже запросто танцует этот танец где угодно. А вот и музыка, фортепьяно. Она впервые прикасается к клавишам, учительница просит ее сыграть что-нибудь двумя руками, но по-разному, каждая рука играет что-нибудь свое, и она выполняет – руки разбегаются в стороны и играют что-то в разных ритмах – что придется, но независимо одна от другой: если это не чудо, говорит учительница, то, во всяком случае, неплохое начало. И действительно, меньше чем через год Марко заходит к внучке спросить, что за музыку она слушает: в комнате звучит «Река течет в тебе» Ли Рума[96], но оказывается, Мирайдзин ее не слушает, а играет. Сногсшибательно. И вот тогда, в свои шестьдесят,
