Когда Государев-старший подписал последний лист, то ручка выпала из его ослабших рук. Георгий взял отца на руки и отнес в спальню.

– Может быть, вызвать врача? – поинтересовался обеспокоенный случившимся месье Журден.

– Спасибо вам за проявленное беспокойство. Я не спросил отца, мы вам что-то должны? – спросил нотариуса Георгий.

– Это я вам еще должен и буду помнить щедрость вашего батюшки до самой смерти…

– Тогда не смею вас задерживать.

И нотариус ушел в сопровождении слуги.

Георгий вернулся в спальню.

Вскоре появился слуга, в руках которого был объемистый пакет. И встал у изголовья кровати князя.

– В пакете деньги на первое время, подробные карты местности, икона и кассеты, – произнес отец. – Уходишь подземным ходом, а далее на катере как можно дальше от Парижа. Поживи какое-то время в домике у пролива, пока все не утрясется. Ключ от дома в этом же пакете. Все упаковано в отдельности и в непромокаемую ткань. А теперь наклонись, хочу поцеловать тебя на прощание.

– А этот дом?

– Франсуа останется и будет следить за порядком, осуществляя необходимые финансовые операции по его содержанию.

Слуга заплакал, словно предчувствуя расставание.

– Франсуа, прекрати! Тебе ли лить слезы после стольких лет зализывания моих ран… А помнишь наш поединок на шпагах с месье Верденом, когда он пропорол мой бок… Или в годы немецкой оккупации, когда я уходил от погони… без ботинок, в одних носках по снегу и с пулей в заднице? То-то ты смеялся, пока доставал ее.

– А ваши раны по возвращении из Англии… – продолжил воспоминания отца старый слуга. – Я уж тогда думал, что вы не выкарабкаетесь…

Тут старик Государев взял в свои руки ладонь сына.

– Отче Георгий! – вдруг обратился отец к сыну-монаху. – У нас есть немного времени, я хочу, чтобы ты меня исповедовал…

Слуга тихо вышел из спальни.

Когда таинство завершилось, Государев-старший позвал слугу.

– Проводи Георгия.

– Оставайся с Богом, отец. И да хранит тебя Господь!

И слуга повел Георгия к подземному выходу из дома.

А на улице перед зданием особняка, который занимал Государев, уже началась настоящая заварушка.

Для начала французская полиция решила проверить машины, что стояли по обеим сторонам улицы. У американцев первыми не выдержали нервы, и они попытались уйти. Началась погоня. Кто-то выстрелил.

В это же время две машины с посольскими флажками резко затормозили у ворот особняка. Несколько человек во главе с генералом Гришиным, сославшись на то, что особняк является собственностью гражданина России, а они являются людьми, пользующимися дипломатической неприкосновенностью, прошли в дом.

Государев лежал на постели уже в полном облачении, с орденами, добытыми в боях и на дипломатическом поприще. И на его лице были покой и спокойствие. Свой долг перед Родиной и Православной Церковью он, как офицер Генерального штаба и русский дипломат, выполнил.

Он оставил сына, который достойно пронесет имя и честь рода Государевых, а потому он посчитал, что может спокойно умереть, что и сделал, просто закрыв глаза и испросив прощения у Бога, отойдя в мир иной.

Рядом с телом, словно часовой, оберегающий покой хозяина, стоял его верный слуга.

– Где Государев-младший?

– Ушел через черный ход, – спокойно ответил Франсуа, зная, что у русских нет под рукой лодки, чтобы броситься за ним в погоню.

– Показывайте! – приказал Померанцев.

И слуга вывел их к Сене, по которой в этот момент сновали маломерные суда. Естественно, что ни о какой погоне и речи быть не могло.

Но вы плохо знаете КГБ того периода, если предположили, что они на этом успокоились. На ноги была поднята вся агентурная сеть. Ошибка наших органов заключалась в том, что они искали монаха, который будет стараться покинуть пределы Франции. Потрепали нервы и Нелли с Максимом, а более директору цирка Холодневу, который вообще не знал, что происходит и куда пропал его артист, билеты на представление которого уже были распроданы по всей Франции.

Прошло три месяца.

В охотхозяйстве «Завидово» в то ранее январское утро 1965 года Председателя Совета министров подняли рано. Генсек с вечера пригласил его поохотиться вместе с ним на медведя. Отказываться в таких случаях было не принято. Но и желанием участвовать в убийстве лесного зверя он, если честно, не горел.

На улице было еще темно. Погрузились в тяжелые армейские машины и пошли по снежной целине. Через час машины встали, и далее уже на широких охотничьих лыжах по лесу в окружении охраны. К рассвету все заняли места… Хотя это было не совсем точно. Просто более двадцати человек с автоматами окружили поляну, где под широкой елью и спал лесной великан. Опытные охотоведы в предвкушении подачек заранее отыскали эту берлогу и теперь вываживали медведя, грубо прерывая его зимний сон.

Предсовмина стоял по правую руку от генсека. Ему уже подали многозарядный карабин и указали место, откуда должен был появиться медведь.

Медведь вышел, еще полностью не понимая, что происходит вокруг. Собаки рвались так, что, казалось, лопнут жилистые поводки. Все подняли оружие. Приготовились к стрельбе. И лишь ждали первого выстрела генсека. А тот какое-то время любовался лесным исполином. Но все-таки выстрелил.

А дальше выстрелы посыпались как горох.

Медведь вначале не понял, откуда среди зимы взялись столь больно жалящие все его тело осы. И какое-то время оставался стоять на ногах, отмахиваясь от невидимого противника. И когда кому-то, со страха или от усердия, показалось, что он двинулся в сторону генерального, то медведя стали добивать уже из автоматов все, кто мог, включая охрану.

Косолапый никуда и не собирался двигаться. Он понял, что зло, стремящееся причинить ему боль, обложило его кругом. А потому выбрать достойного противника и сразиться с ним он просто не мог. Трусливую породу людей, которые травили его сородичей, он хорошо знал. Был в его жизни и такой момент, когда на его же глазах вот так же, скопом, убили его мать-медведицу, а потом еще долго рвали