Аркаша еле дождался той минуты, когда Софа ляжет спать. Тогда он прокрался на кухню и, распахнув балконную дверь, принялся искать «письмо».

«Пожалуйста, загадай домик, – молил он, вскрывая разрисованный снежными узорами конверт, подписанный «Дедушке Морозу». – Или куклу. Или приставку. Или новый телефон. И даже на кота я согласен…»

«Дорогой Дедушка Мороз! – писала София, выводя каждую букву разноцветной ручкой. – Если ты есть на свете, пожалуйста, сделай так, чтобы моя мама вернулась к нам. Мне ее очень не хватает, и папе тоже, я знаю! Он такой грустный теперь, много вздыхает, и на лбу у него всегда складочки. А больше из подарков мне ничего не нужно. Только маму, пожалуйста. Хочу, чтобы мы снова были вместе. Поздравляю тебя, Дедушка, с наступающим Новым годом и желаю крепкого здоровья и счастья! София Антипова».

Аркаша скомкал письмо в руках и бросил его в урну. Затем, опомнившись, достал его оттуда, поднес зажигалку к бумаге и долго смотрел, как сгорают в пламени разноцветные строчки. Застонав от чувства собственного бессилия, он с чувством ударил кулаком по ни в чем не повинной стене.

– Нет, Софа, Дед Мороз не выполнит твою просьбу. Проси лучше десять кукольных домиков, собаку или даже слона, – прошептал он, тихо усаживаясь на пол у изголовья кровати дочери. – А маму вернуть не проси. Никогда не проси, слышишь? Здесь твой Дед Мороз бессилен.

Глава 42

У природы нет плохой погоды,

Каждая погода – благодать.

Дождь ли, снег, любое время года

Надо благодарно принимать…

Э. Рязанов

Рита одиноко стояла у окна и смотрела на оживленную улицу и школьный двор, усеянный мокрыми желтыми листьями. Осень все никак не хотела уступать свои права зиме – выпадавший снег таял почти сразу. Серые тяжелые облака тянулись над городом. Было холодно, сыро и неуютно.

Из школы выпорхнула молодая англичанка в светло-сиреневом пальто. Притоптывая от холода в легких ботиночках, она вытащила мобильный и принялась названивать кому-то. Через две минуты около нее остановился автомобиль. Выскочивший оттуда парень чмокнул англичанку в губы, услужливо распахнул перед ней переднюю дверцу, они уселись в машину и умчались прочь, в свою радостную жизнь, где нет места неприкаянности.

– Счастливая… – Рита, никогда до этого никому не завидовавшая, не могла не отметить тоски, царапнувшей ей душу.

Эта осень стала для Риты настоящим испытанием на прочность. Думалось о многом в черном цвете. И со всех сторон к Рите тянули руки две подруги на букву «О» – Отчаяние и Одиночество.

Находиться дома для Риты тоже было испытанием – мама каждый день пыталась знакомить дочку с какими-то молодыми (и не очень) людьми, изводила просьбами о внуках, давила на жалость и даже угрожала своей скорой смертью.

– Вот умру – с кем ты останешься? Одна в пустой квартире? Семья нужна, дети, чтобы было кому о тебе позаботиться! – твердила она, упаковывая откровенные манипуляции в мягкий плюш заботы о дочери. – Кому ты нужна будешь, если я умру?!

Чтобы не выслушивать очередную порцию нотаций, Рита стала чаще задерживаться в школе после уроков: проверяла тетради, приводила в порядок личные дела учеников и свою документацию. А еще…

Рита горела желанием помочь девочке с грустными глазами обрести душевное равновесие. Вызвать Аркадия для беседы она так и не решилась. Чем она, собственно, сможет им помочь? Заменит ушедшую мать? Смешно, честное слово.

Не успела Рита сесть за проверку тетрадей, как у нее зазвонил телефон.

– Задержусь, мамуль, очень много работы! – отрапортовала она в трубку, даже не глядя на экран – кроме матери, звонить ей больше было некому…

– Рита! Сегодня придет очень важный человек, не задерживайся! Нам надо подготовиться. Сходим на рынок, купим там всего, надо…

– Какой еще человек? – в голову Риты закрались нехорошие подозрения. – Мам, ты опять за свое?

– Ритонька, не задерживайся, я тебя жду! Ты мне потом еще спасибо скажешь! – И, не слушая больше возражений дочери, Эльвира Борисовна отключилась.

Ну вот, как всегда. Мнение Риты мама никогда не принимала во внимание. Раньше Риту это почти не волновало, но с возрастом ситуация обострялась и переставала казаться нормальной.

Ведь это не нормально – в тридцать лет зависеть эмоционально от матери? Постоянно думать о том, как бы не расстроить ее, выбирать выражения, быть терпимой и снисходительной, закрывать глаза на грубое нарушение границ? А с другой стороны…

Рита часто вспоминала историю, которую ей в детстве рассказывала мама – кажется, маленькая Рита в тот день очень сильно огорчила Эльвиру Борисовну. В назидание мама поведала ей историю о том, как одна взрослая женщина поругалась со своей пожилой матерью. Поругалась – а проститься не успела: мать скончалась через пару дней. И всю оставшуюся жизнь женщина кляла себя за неосторожные громкие слова, брошенные матери в пылу ссоры. Слова, за которые она уже никогда не сумела попросить прощения.

Рита с ужасом в деталях представляла себе эту картину: рыдающую на могиле матери женщину. И именно тогда (Рита точно помнила это!) она поклялась не расстраивать мать, чтобы не оказаться в такой же ужасной ситуации.

«Но как быть, если мама меня не слышит?» – задала себе вопрос Рита, вздрогнув от слишком громко прозвучавшего в пустом кабинете звука собственного голоса.

А может быть, спросить совета у школьного психолога?

Обрадовавшись столь простому решению, Рита выбежала из кабинета в такой эйфории, словно только что получила профессиональный совет. Она должна помочь – Рита знала, что она успешно консультирует клиентов.

Дверь кабинета оказалась заперта. Где же она? Рита была уверена, что видела ее в школе совсем недавно. И рабочий день у нее вроде до пяти. Наверное, стоит поискать в учительской…

Дверь в учительскую открывалась бесшумно, и сидящие у дальнего окна за чашечкой чая учителя не могли видеть вошедшую – перед дверью был небольшой тамбур.

– А я ей говорю: деточка, ты кто такая, чтобы меня учить? – прозвучал в гулкой тишине учительской голос психолога. – У меня, в отличие от тебя, семья, двое детей, между прочим, своих, да еще частная практика…

– А она чего? – послышались удивленные возгласы.

– А она стоит, глазами на меня зыркает – сказать-то больше нечего, – довольно сказала психолог, прихлебывая, судя по звукам, горячий чай. – Ох, девочки, это женское одиночество – не дай бог никому. Женщины невыносимыми делаются,