Бальмонта249, Амфитеатрова250 и др. Да, я знаю, _к_т_о_ первый у нас писатель… — много слышу, от кругов «литературы» — доносится. Сегодня от Мережковского251 ко мне «посол», зондируют, как я насчет продажи «авторских». Им _н_у_ж_н_о, очень, — _м_о_ю_ инициативу. Сказал: готовые деньги мне нетрудно брать, — сами придут. В России сейчас — все чувствуют — да так и есть! — духовное оголодание, нужен — Свет. Будет. От Церкви. От литературы _ч_и_с_т_о_й, ее так мало. «Советская» бесповоротно признана «похабством, окаянством», наконец-то! Я 15 лет боролся с «Возрождением» столько места уделявшем «помойке» — кормление Ходасевичам252. Посветит «Богомолье», «Лето Господне» — его будет две книги. «Пути Небесные» — тобой посветят, Оля, — но что мне делать? Поймешь ли… — что со мной? И счастье, до невыносимости… — и — ох, как трудно мне! Ты «пришла чудесно и укрыто», чуть не пропала, до того «укрыто». Я писал, как ты была затиснута, в обложку. Надо было учувствовать. Я учувствовал. Вчера пришла, и принесла перо, _п_е_р_в_о_е_ мне в жизни — в дар. Какое счастье! как Знак! Так и принял — ко благу! Ты спала ночку, первую, — в конвертике, как новорожденная детулька, — в томе Даля, — гладилась от скручки. Я нагрузил четыре тома. К утру ты была — гла-денькая, покорная, «пай-детка» (все — твои слова). Я поцеловал тебя, так нежно, не разбудить бы. Ты сейчас… вот ты! рядом, всего аршинчик, — о, как хорошо-прелестна! Как… сердцем смотришь — вся в полете, в свете!.. О-ля..! Нет сил быть без тебя, так до-лго-долго… Ты в стеклянном, живая… стекла не слышно, — ты — Царица, да! Знаешь, чуть есть… Царица наша, красавица… Мученица Александра253… — святая, Царица… Святой Руси? Да, была бы… если бы Святая Русь была… но темная она была, подспудная-святая… И Царица… подспудная, невзгодная, несрочная… Ты — чуть, намек неуловимый. В кокошнике боярышни… — вся, наша Русь. Ты — кровная. Ты — светозорька, ты — радостная королева-девочка, да, вот когда _н_а_ш_е_л-т_о! Ты сложная, Дари-Анастасия-Ольга-Воскресшая — и Победительница скорби. Что мне делать?! Ты вошла, Неупиваемая Радость. Я знаю — без тебя нет жизни, воли к работе, нет вольного дыхания. Ты должна быть… ты — _б_у_д_е_ш_ь! Или ничего не будет. Я все силы за тебя отдам, все испытаю, Господу _в_с_е_ предам, молю, — и буду делать, добиваться, умолять тебя, крепить… только бы ты была сильна, здорова, не теряла веры, не хладела. Все наше пронизано предназначе-нием! Этого нельзя придумать. Сейчас, так ярко _в_и_ж_у, что чувствовал, как получилось первое твое письмо, то, «день Рождения». Такой ласки не помню… так согрело, до восторга святого… никто так не писал, сердцем… так переполненным. Я так взял в сердце..! Проверь, когда ответил. Я не мог медлить… скоро? В ужас прихожу опять, — если бы затерялось, в редакции! Столько моего терялось! После узнавал: несколько раз издательства искали меня, иностранные — кто портил?! Мне писали с Аляски, из Австралии… — искал читатель… Сколько не достали меня..! — «терялось», залеживалось месяцами. Если бы твое пропало! Не получив ответа, — не написала бы еще? Так бы и… — Ужас, ужас. Господь _н_е_ допустил. Как _с_в_е_т, я принял. Проследи, как я тебя касался, тихо, тихо… душу твою хотел раскрыть, все больше, так бережно, так… любовно-нежно. И это — «я да птичка»… — так меня… коснулось, самого трепетного в сердце, так жалко тебя стало, — будто _в_с_е_ я понял. И — ты уже родная стала, я уже не мог молчать… я смущался только, не смел открыться, показаться навязчивым… — боялся, себя боялся, жалости твоей ко мне боялся… — целения боялся, милосердия боялся, — ну, один… и буду… везти возок. И — Свет!! какой же — Свет! И _э_т_о, это, Оля… не от Бога?! Тебя я недостоин. Говорить не буду, очень сложно и больно. Причина — и велика, и… так ничтожна! Разница наша… 27 лет. Правда, если внести _в_с_е_ сходства… и главное… горение, дар творчества, твое душевное богатство, твои дары неиспиваемы… да! да!! — даже и твои «изломы», — но это так острит желания! — так душу теребит — _в_е_д_е_т… — разница сжимается, — душа-то наша «не взрослеет», Оля! — мы оба слишком молоды ею. Да, у тебя «изломы». Но это — «пряность». Не лишне это. Но для меня — пожалуй лишне. Разжигать меня не надо, я не хладен, — во мне довольно пряностей, — ты же пока не знаешь. Да, я пылкий, иначе — не был бы — я. — Ты должна узнать меня, тогда… — решится. Да… вчера, когда пришла и подарила… день был особенный — 20 окт. — 7-ое, «Сергия и Вакха»254, день Ангела отца. Вспоминал я… день уходил. И вот… — «открытия», в траурный мой день. А, для меня все — «знаки». Сегодня — 8 окт. — день его кончины, 56 л. тому, в 85-м. День прошел, 8 с половиной уже. «Пней» все нет. До завтра? На тебя любуюсь… — пришла со-всем ты? Оля? да? Как ты славно смотришь — _в_и_д_и_ш_ь… что? Все забыто. Неделями ждут письма. Земмеринг, небось, не понимает… или — понимает. Я ей чуть коснусь, какая ты… — позволишь? Чуть-чуть. Она на книжке видела. Умная она. Знаешь, она достойна ласкового слова, твоего, верь, милая. Чувства ее так чисты, так неколебимо верны. И Милочка255. Конечно, им и в голову не приходило видеть во мне другое, что-то, — только любимого писателя, столь «много» им дававшего, — вот почему они такие — видят они во мне. Еще не купил «магнит» — духи! — а может быть оказия от них. Но напиши — какие ты любишь. Это — для меня. Для «чар» — обмана. Наши рабочие бывают в отпуске. Достану завтра. Теперь все у меня — «завтра». Только не ты, и не то, что _н_а_д_о_ делать, — жду адресов, ищу путей, — где эта Бауэр, писательница? Да вряд ли она тут — что-нибудь. Два письма послано. Так тянется… — надо «нерв» найти, кто мог бы разрешить мою поездку. Ведь знаю, _е_с_т_ь_ мои читатели… десять моих книг читают… и — _н_а_х_о_д_и_л_и, узнавали из книг моих с признательностью — что, бывало, казалось темным. Я писал тебе, как кто-то «всю русскую психологию» постиг из «Няни» — «Киндерфрау», — какое неудачное название. Я сколько раз писал — непременно «из Москвы»! Гов[119] — не звучит так — Фрау — Москау… Ну, Бог наведет. Племянница Олина256 — с этим их «романом» — да еще тут… ее «муж»257 спятил… мыкается она… вызову ее завтра — эта все дороги знает, упорная. Оля,