был накинут рулон зелено-желтой ткани. Карлотта нарядила ее в черное бархатное платье, которое было ей слишком велико и постоянно сползало с плеч. Стоя у своего мольберта, Карлотта была очень сосредоточена. Ее брови нахмурились, когда она переводила взгляд с Элизабет на мольберт и обратно, правой рукой уверенно водя мазками по холсту.

Луч солнечного света подобрался в опасной близости к лицу Элизабет, и она испугалась, что чихнет, если он попадет ей в глаза. У нее болела шея, и она чувствовала, как выбившаяся прядь волос щекочет ей лоб. Ее спина вспотела, а левая нога затекла.

– Я и понятия не имела, что сидеть неподвижно будет так трудно, – пробормотала она, стараясь как можно меньше шевелить губами.

– У некоторых людей это вообще не вызывает затруднений, – ответила Карлотта, макая кисть в палитру, которую держала в левой руке.

Элизабет сморщила нос, пытаясь не чихнуть, и указательным пальцем поправила выбившиеся волосы.

– Сиди спокойно! – скомандовала Карлотта. – Если только ты не хочешь, чтобы у тебя был нос размером с кочан капусты.

– Прости. – Если бы она знала, насколько утомительно работать моделью, то никогда бы не согласилась позировать для портрета. Муха прожужжала где-то рядом с подоконником, затем села на него и затихла. – Еще долго?

– Чем больше ты будешь ерзать, тем больше времени это займет. Постарайся вести себя спокойно, ладно?

Элизабет подавила вздох и напрягла мышцы, решив никогда больше не позировать, как только картина будет закончена.

– Но мне же можно говорить?

– Да, но постарайся держать голову неподвижно.

Время тянулось мучительно медленно. Муха тихо пошевелила лапками, а затем и вовсе перестала двигаться.

– О, – сказала Карлотта, – я хотела спросить, слышала ли ты о новом развлечении в Лондоне – оно называется «прогулка по трущобам».

– Это когда состоятельные люди спускаются туда, где живут бедняки, просто чтобы поглазеть на них?

– Все верно. Джона рассказал мне об этом, и я думаю, что это ужасно.

– Согласна. Если они так заинтересованы в бедных, то должны как-то помочь им с условиями их жизни.

– Джона ненавидит богатых людей.

Элизабет не ответила. Формально ее семья была богатой, хотя ей и не хотелось думать о себе в таком ключе. Она пыталась не обращать внимания на онемение, расползающееся по ноге.

– Кого я теперь изображаю?

– Тебе предназначено быть сиреной. Постарайся выглядеть соблазнительно.

Элизабет сочла это невыполнимым приказом. Она приподняла одну бровь, надеясь, что этого будет достаточно.

– Кстати, о богатых людях, я наконец-то прочитала твою статью о вечеринке в саду у Асторов. Я нахожу ее немного неинформативной.

– Ты можешь винить в этом моего редактора. Он настаивал на том, что читателям интересно только то, во что люди были одеты, что ели и пили и сколько это стоило.

– Тогда это, скорее всего, полная противоположность трущобам.

– Это точно. Просто еще одна форма вуайеризма.

– Так какие же они на самом деле?

– Миссис Астор определенно обладает чувством долга перед общественностью. Мне было немного не по себе, но она мне понравилась. И она, казалось, тоже прониклась ко мне симпатией. А вот ее сын вел себя довольно странно.

– Ты с ним встречалась?

– Да. Я ему даже понравилась. Однажды он даже появился у здания «Геральд», чтобы повидаться со мной. – Хоть она и говорила пренебрежительным тоном, Элизабет понимала, что хвастается. Джек Астор, возможно, и был надоедливым мальчишкой, но он был наследником самой известной семьи города.

– Он хорош собой?

– Некоторые сочли бы его красивым.

– А ты?

– Мне он таким не показался. Кроме того, ему всего шестнадцать лет.

– Достаточно взрослый, чтобы знать, что ему нравится. Не двигайся! Я пытаюсь правильно изобразить изгиб твоей брови.

– Молодому человеку его возраста в одну минуту может нравиться одно, а в следующую – что-то совершенно другое.

– Он унаследует состояние несказанных размеров.

– Возможно, через много лет.

Карлотта вздохнула.

– Мужчины такие… глупые.

– Ну, не все мужчины такие, – ответила Элизабет, подумав о докторе Джеймисоне, отчего ее щеки вспыхнули.

– Так, хорошо, – сказала Карлотта, откладывая кисточку. – На сегодня этого вполне достаточно.

– Хочешь сказать, ты еще не закончила? – сдавленно произнесла Элизабет. Она и представить себе не могла, что просидит еще один сеанс.

– Искусство требует времени, – ответила Карлотта, макая кисти в керосин, чтобы почистить их. – Терпение, дорогая моя.

– Боюсь, я не отношу это к числу своих достоинств, – сказала Элизабет, вставая со стула и растирая конечности, чтобы восстановить кровообращение. – Могу я взглянуть на то, что получилось?

– Нет, пока я не закончу. У меня пересохло во рту. Не хочешь ли выпить чаю? – спросила Карлотта, заворачивая кисти в промасленную тряпку, когда Элизабет отошла за китайскую ширму, чтобы переодеться.

– Я могу приготовить, если хочешь.

– Тебе не нужна моя помощь с платьем?

– Нет, спасибо, я просто надену халат.

– Сегодня на тебе никаких корсетов – одобряю. Ужасная вещь.

– Но без них не обойтись. Однако хоть один день в неделю мне хочется походить без них, и сегодня именно такой день.

Вернувшись в свою квартиру, Элизабет заварила чай и поставила на стол тарелку с фруктами и сыром.

Лицо Карлотты вытянулось.

– Никаких пирожных?

– Стоит ли мне напомнить тебе про вышеупомянутый корсет?

– Не вижу вреда в одном маленьком круассане. Итальянцы готовят замечательное блюдо под названием канноли.

– Сегодня тебе придется довольствоваться этим, – ответила Элизабет, нарезая грушу.

– Твоя диета слишком изысканна, – сказала Карлотта, отрезая кусочек камамбера. – Где ты взяла эти прекрасные цветы? – спросила она, глядя на роскошный букет на подоконнике.

– Они от Джека Астора, – ответила Элизабет, наливая им обеим чай. – Их принесли сегодня утром.

– Может быть, он все-таки серьезно относится к тебе. Они влетают в копеечку. С другой стороны, у такого человека, как он, много лишних денег.

– Ты хочешь стать великим художником? – спросила Элизабет, меняя тему. Она получала цветы со смешанными чувствами.

Девушка предполагала, что юный Джек хотел как лучше, но у нее не было никакого желания поощрять его ухаживания. Это было похоже на то, как если бы за тобой ухаживал щенок.

– Да, думаю, да. А ты? Ты мечтаешь о славе и богатстве?

– Я больше страстно желаю написать что-то, что выдержит испытание временем… что-то важное.

– Но что делает работу важной, а не просто популярной? Ты же знаешь, что это не одно и то же.

– Порой все происходит с точностью до наоборот. – Элизабет взяла сливу с тарелки и откусила от нее, наслаждаясь вкусом темно-фиолетового плода, пока сок стекал по ее подбородку. – Я не знаю, какой помысел имеет моя амбициозность, но… я просто хочу, чтобы люди знали меня.

– Личные амбиции – это не изъян характера. Они