стянул с нее ее рубаху. Хоть и темно было, лампа и звезды немного света давали, но кавалеру понравилось то, что он увидел. Красивое плечо, красивая небольшая грудь. А Бригитт, как ее из колодца вытащили, вместо того чтобы сказать то, что от нее хотели узнать, стала вдруг причитать:

– Господи, не могу я сказать! Она ко мне добра всегда была. С юных лет мы вместе. Она и подруга, и госпожа моя.

– Ах, вот как ты запела, шкура рыжая! – Сыч рывком схватил ее за волосы на затылке так, что она вскрикнула, поставил на колени, сам присел рядом и зашипел ей в ухо страшным голосом: – Играть со мной надумала? Так знай, господин здесь только один. И это рыцарь Фолькоф, и если он велит тебя повесить, так я повешу. Будь ты хоть трижды подруга дочери графа. Но перед тем как повесить тебя, я тебя истязать буду, шкуру твою веснушчатую спущу на сапоги себе, хочу, чтобы веснушки со спины твоей на голенищах моих видны были. А уж потом повешу тебя ошкуренную.

Он по-прежнему крепко держал ее за волосы. Женщина косилась на мучителя с ужасом, Волков видел, как ей страшно, и даже появлялось у кавалера желание отвести руку Сыча от ее волос и успокоить ее. Но он не лез в работу Сыча, чего-чего, а нагнать страху и получить нужное лучше Сыча вряд ли кто смог бы. Разве что другой какой-нибудь… палач.

– Говори, шкуренка, с кем была госпожа в замке? – шипел Фриц Ламме, встряхивая Бригитт немилосердно. – Говори, ты кого защищаешь? Госпожу свою? Так про нее мы уже знаем, а может, ты хахаля ее защищаешь? Так зачем? Скажи, кто он, и все закончится.

– Вы не упрямьтесь. – Волков присел рядом с ней, посветил фонарем в лицо. – Я знаю, это благородно – защищать свою госпожу и подругу, только вот подруга ваша не благородна. И то, что вы сейчас секрет ее раскроете, она от нас не узнает, обещаю вам.

Но женщина только подвывала в ответ. Молчала, ни слова не говорила.

– Запираешься! – обозлился Сыч и снова потянул ее за волосы к колодцу, а у колодца остановился и, выхватив из-за пояса нож, приставил его к щеке женщины и сказал: – Экселенц, дозвольте мне кожу ее взять. Больно мне нравятся ее веснушки.

– Режь, – сразу согласился Волков, понимая, что Сыч пугает женщину. – Только в колодец ее не бросай, не нужна мне падаль в колодце, потом новый копать придется.

– Я ее за амбарами закопаю, под навозной кучей, – пообещал Фриц Ламме. – Освежую, а к утру закопаю. Скажем, что вышла до ветра, да, видно, волк ее уволок.

– Хорошо, – бросил кавалер и вроде как собрался уходить.

– Вы мне только фонарь оставьте, – окликнул его Сыч. – В темноте кромсать ее несподручно будет.

Тут уже женщина не выдержала, закричала от страха в голос так громко, что Сычу пришлось рот ей опять затыкать.

– Тихо, тихо ты, шалава рыжая, – шипел он. – Людей перебудишь.

Но она мычала и мычала из-под его руки.

– Что? Хочешь сказать что-то? – спросил Фриц Ламме. Она закивала. – Ну! – Он убрал лапищу свою с женского лица. – Говори.

– Так с кем была жена моя в ту ночь? – тоже подступил к ней Волков. Она тяжело дышала. – Ну, так вы скажете?

– Это… был…

– Ну?

– Это был фон… Шауберг.

– Шут графа? – Волков улыбнулся.

– Не говорите ему про это, не то он вызовет вас на дуэль, – сказала женщина.

– Да, я уже слышал, что он обидчив.

– Так вы что, знали про него? – удивилась она.

– Конечно, Сыч за полталера разговорил лакея и прачку, они все ему рассказали.

– Так зачем же вы меня о том спрашивали? – удивлялась девушка.

– А затем, госпожа Ланге, чтобы вы поняли, что дому Маленов вы больше не служите. – Она так и осталась стоять на коленях, а он смотрел на нее сверху вниз и продолжал: – Служите вы теперь только мне. И если вздумаете играть со мной, так я скажу своей жене, что о ее любовнике мне сообщили именно вы. Зная ее мерзкий нрав, уж не думаю, что вам это сойдет с рук. Вам ясно?

– Да, – глухо ответила она.

– Надо говорить «да, господин»! – толкнул ее в спину Сыч.

– Да, господин, – послушно повторила она.

– Целуй руку господина! – опять толкнул ее в спину Фриц Ламме.

Бригитт Ланге без всякого раздумья взяла руку Волкова и поцеловала ее.

– Вот и хорошо, – проговорил он и, склонившись к ней, добавил: – Теперь вы моя и душой, и телом.

И поцеловал ее в губы. Совсем легко, едва прикоснувшись к ним.

– Ступайте спать, – велел он. – Сыч, а ты впредь обращайся к госпоже Ланге вежливо. На «вы».

– Конечно, экселенц.

Женщина быстро встала и пошла от колодца к дому. Когда ее белая рубаха исчезла за дверью, Сыч сказал кавалеру чуть не с упреком:

– А монах говорил, что ее нужно еще и взять. Чего вы ее так отпустили? Почему не взяли ее?

– Позже, – ответил Волков, не хотел он говорить Сычу, что стало ему эту бабенку жалко.

– Вот и зря! – покачал головой Фриц Ламме. – Вот взяли бы ее, так она спать счастливой пошла бы.

– Никуда она теперь не денется, – заверил кавалер.

– Это точно, – согласился Сыч.

Глава 33

А землишка скудная оживала прямо на глазах. Волков еще не завтракал, еще коровы мычали недоенные, а к нему уже пришел купец. Пришел говорить об овсе. Спрашивал, не отдаст ли ему кавалер овес уродившийся. Хитрый мерзавец думал, что с Волковым ему будет легче договориться, чем с Ёганом. Полагал купчишка, что господин вояка дурак, ему серебра посулить – так он сразу все отдаст, цену не спросив. Да не на того напал. «Полтора крейцера за пуд?»

Волков все цены знал. Все и на всё. В Малене в трактирах останавливался, всегда у трактирщиков цену овса, что лошадям его засыпают, спрашивал. Трактирщики говорили, что по четыре крейцера за пуд платят. Врали. Но даже если и врали, то все равно в городе овес был по три монеты. А этот хитрый полторы предлагал. «Ступай ищи другого дурака».

Кавалер с купцом говорил, дожидаясь завтрака, а сам на госпожу Ланге поглядывал: как она? А она и виду не подавала, что с нею вчера что-то случилось. Мила и спокойна, как обычно, с женой его разговаривает. Кавалер решил, что нужно ее от Элеоноры отрывать помаленьку. И тогда он ей говорит:

– Госпожа Ланге, после завтрака съездили бы вы к госпоже Брюнхвальд, выбрали бы у нее сыров.

Бригитт и ответить