Шрифт:
Закладка:
Тут и Юри с чаем подошла. Правда, разговор уже, по сути, закончился.
— Тебе чай оставить? — спросил я Атарашики.
— Нет, — ответила она. — С твоим вопросом мы закончили?
— Пожалуй, — поднялся я со стула и приказал служанке: — Неси чай в мою комнату.
Не пропадать же добру. Дешевого чая в этом доме нет.
О старике я думал недолго. Кроме того что мне было как-то плевать на него, я еще и не видел способа воспользоваться ситуацией. Взять с семейки простолюдинов банально нечего. Да, это цинично, но и я не святой. Мне, конечно, импонирует их упорство, и в каком-то смысле я даже уважаю их попытки вымолить прощение за то, что произошло аж восемьсот с лишним лет назад, но они не ведьмаки из моего прежнего мира, которые повернуты на своем имени, и даже не аристократы мира этого. Так что у них всегда есть возможность сменить фамилию и жить в свое удовольствие. Да, блин, им даже фамилию менять не надо — всем плевать на их семейку. Поэтому их выбор — это только их выбор. Фактически — просто блажь. Так что меня даже обвинить не в чем. Права старуха — нам на фиг не нужны их жизни. Убивать подданных империи, в конце концов, противозаконно. Не без нюансов, правда, но в целом противозаконно. Я и про выпил семьи Сугихара упомянул для того, чтобы посмотреть на реакцию старухи. Я еще, слава богу, не слетел с катушек, чтобы убивать людей просто так. И Атарашики тоже, что не может не радовать. Хотя местный менталитет вновь немного удивил меня. Все никак не могу привыкнуть к сплаву средневековья и современности в умах людей этого мира. То для них и пара тысяч лет не срок, а то восемьсот лет древность. Тут, наверное, надо еще учитывать и то, что люди тоже разные. К тому же… У Атарашики это как-то само собой получилось, но из ее слов следует, что пострадал именно что член рода. Она ни разу не сказала «предатель рода». То есть понятно, что если этот первый Сугихара был слугой, то предал он всех, но род в целом не пострадал. Мутная история, если честно, и что там произошло, я уже не узнаю. Записи Аматэру этого не разъясняют, а семья Сугихара, если там не полные идиоты, будет молчать. Сейчас уже не важно, кто был виновником случившегося, но упоминать, что это были Аматэру, — верный способ отхватить не прощение, а посыл идти на хрен. К тому же я не верю, что виновен весь род. О нет, там что-то сугубо личное. Аматэру — честь нации. Мерило того, как можно поступать. И это не показуха или пиар, Аматэру реально такие. Потому и родню предателя пощадили. Поступили по чести, так сказать. Насколько это вообще было возможно, потому что, как и сказала старуха, предательство есть предательство. Мне даже интересно, что такого мог совершить член рода Аматэру, чтобы оказаться неправым и правым одновременно. Но это если Аматэру вообще был виновен. Черт, да я даже не знаю, погиб ли тот, кому «ударили в спину». Может, там все не так серьезно было. В любом случае это дело прошлого. Идти и одаривать всех прощением я не собирался. Я вообще всепрощением не страдаю. Как бы даже наоборот.
Утро мое началось с пробежки. У ворот по-прежнему сидел старик Сугихара, при моем появлении бодро поднявшийся на ноги. Его поклона я уже не видел, так как убежал вперед. Бранд тоже хотел бежать со мной, но щенок был еще слишком маленький, чтобы поспевать, так что ему пришлось остаться в особняке. Потом был душ, мелкие дела, завтрак, а ровно в девять мне сообщили, что у ворот ожидает Комацу Ая. Что ж, выходные — это хорошо, но пора и делами заняться.
Комацу заявилась при полном параде. Идеальный, на мой мужской взгляд, макияж, полуделовое темно-синее платье, которое показывало ровно столько, чтобы заинтересовать парня, четко выверенные движения, дабы платье показало еще чуть-чуть. Ну и сумочка, из которой она достала диктофон, когда мы остались наедине в моем кабинете.
— Позволите, Аматэру-сама? — спросила она, прежде чем положить аппарат на столик рядом с нами.
— Конечно, Комацу-сан, — слегка кивнул я.
А дальше начался какой-то цирк. Нет, вопросы она задавала вполне обычные, ничего провокационного, а вот ее поведение… При посторонних, тех же слугах, она вела себя вполне пристойно, но стоило нам остаться одним, и складывалось ощущение, что она сюда не за интервью пришла, а за моим бренным и желательно голым телом.
— Скажите, Аматэру-сама… — произнесла она и немного изменила позу, самую малость оголив бедро.
— Комацу-сан, — прервал я ее. — Удовлетворите мое любопытство. Для чего вы приехали сюда?
— Чтобы взять у вас интервью, Аматэру-сама… — произнесла она осторожно.
— Тогда почему ведете себя так, словно готовы отдаться, стоит мне только пальцами щелкнуть?
— Я… — растерялась она и изобразила смущение: — Если вы этого хотите, Аматэру-сама…
— Вы свободны, — взмахнул я лениво ладонью.
— Аматэру-сама? — удивилась она.
— Свободны, говорю. Езжайте домой, Комацу-сан. Мне нужен профессиональный репортер, а не девушка для утех. Видимо, вам, женщинам, и правда не стоит доверять ничего важного, — подначил я ее.
— Я… Я прошу прощения, если чем-то оскорбила вас, Аматэру-сама…
— Если бы вы меня оскорбили, я разговаривал бы с вами совсем иначе, Комацу-сан.
— Я поняла, — собралась она. — Еще раз прошу прощения. Если вы позволите… Прошу, Аматэру-сама, дайте мне еще один шанс.
Сейчас она почти никто. Почти, так как, будь Комацу пустышкой, ее не отправили бы в Дакисюро в свое время. Но по факту, судя по той информации, которую прислал мне на почту Нэмото — о чем я, кстати, забыл его попросить — Комацу стояла на нижней ступени пищевой цепочки журналистики. И этот документальный фильм — ее шанс. Шанс очень быстро возвыситься. И дело даже не в теме, сейчас многие используют конфликт в Малайзии для поднятия своего рейтинга, дело во мне. Больше никто не удостоился интервью у меня. Даже с учетом того, что моя фамилия будет мелькать в фильме крайне редко, сам факт того, что она побывала у меня дома, является гарантией, что
