Может быть Миристаль права и все это из-за того, что он слишком много времени проводит с Ляо Фенем? Или не проводит… все немного путалось.

— Миристаль говорит, что в последнее время ты сам на себя не похож, — Ирмарил даже не пытался обмануть, да он никогда и не обманывал, не увиливал, не лукавил, не искажал действительность. — Говорит, что это её пугает. Все же, генерал, не забывай, что ты сильнейший из нас и, чтобы не говорили остальные, я видел тебя в бою и знаю, что ты служишь Дергеру лишь потому, что уважаешь этого недалекого психопата. А так… я уверен, будь у тебя желание ты бы смог побороться с Императором за Яшмовый престол.

Если можно было отыскать во всем Безымянном Мире того, кого генерал бы назвал достойнейшим из достойнейших, доблестным из доблестных, того, кто мог бы являться олицетворением чести, то сразу после Дергера, бога войны, шел бы Ирмарил.

— Миристаль боится, что у меня может возникнуть такое желание?

— Иногда, — вновь не стал лгать Ирмарил.

— Какой мне в этом резон?

— Если бы, генерал, знали, что у тебя на уме, то этого разговора в принципе бы не возникло.

Генерал замолчал. Ирмарил тоже. Разговор как-то не клеился. А девушка в отражении все продолжала собирать цветы, растущие на широком цветочном поле рядом с то ли слишком большим сараем, то ли слишком маленькими домом.

Странно, но генерал, при взгляде на этот дом, испытывал такое чувство, словно уже бывал там когда-то. Будто там находилось что-то очень важное для него. Что-то такое, за что стоило умирать.

Умирать…

Раньше он никогда не задумывался о смерти. Даже когда бился на подступах Врат Грани, даже когда твари резали и били его, кусали и рвали, даже когда он и сам оказался по ту сторону врат, генерал никогда не задумывался о смерти.

Он просто не мог умереть. Только не до тех пор, пока не исполнил свой долг. Пока не принес свободу Безымянному Миру от угрозы тварей Грани. Только пока не выполнил то, зачем ему, древу, рожденному мертвой землей, дали тело и возможность следовать за своим взором.

А теперь… теперь же долг был исполнен. Безымянный Мир был освобожден и все, населявшие его души, могли жить без тревоги о том, что в один день твари прорвутся и пожрут реальность, оставив после себя пугающее ничто.

Так что генерал не то, что задумывался о смерти, он просто не знал ради чего он живет. То, что некогда было наполнено смыслом, превратилось в череду бессмысленных веков, сливающихся в тысячи лет, а те, в свою очередь, выстраивавшиеся вереницами эпох, проведенных в библиотеках.

— Знаешь, генерал, — Ирмарил с улыбкой посмотрел на отражение в пруду. — там, где-то там внизу, есть наши, с Миристаль, дети.

Генерал едва было со скамьи не свалился.

Глава 1895

Генерал искоса взглянул на собеседника, но на лице Ирмарила не появилось ни улыбки, на какой-либо другой детали, которая указывала бы на то, что тот пошутил, а бог солнца славился своим легким, пусть и вспыльчивым, но смешливым характером.

— Но…

— Это секрет, — подмигнул Ирмарил и, закинув руки за голову, раскинулся на поднявшихся под его спину бутонах звездных цветов. — Мы специально скрыли их от остальных богов, чтобы не вызывать… ненужных порывов.

Генерал не знал, что и сказать. Миристаль никогда и ничего не рассказывала ему на эту тему, а ведь они являлись близкими друзьями. Да что там — иногда Черному Генералу казалось, что ближе Миристаль у него в принципе никого не было.

Но он не держал на неё ни обиды, ни зла. Эта была их с Ирмарилом тайна. Их и их… детей. И Путеводная Звезда не должна и не обязана была делиться этим пусть и с ближайшим, но другом.

— А ты…

— Никто нас не услышит, генерал, — словно прочитал его мысли Ирмарил. — Ты этого не замечаешь, потому что твой меч уже давно в ножнах и ты его не обнажаешь, даже в тренировочных поединках с Дергером, но твоя сила неустанно растет.

Генерал сжал и разжал руку. Он не чувствовал за прошедшие эпохи особых изменений в своих возможностях. Разве что он познакомился с чем-то, что Ляо Фень называл эхом человеческих эмоций, а еще, порой, ему снились сны. Иногда удивительные, порой пугающие, но куда чаще — завораживающие.

В этих снах генерал словно был собой и, одновременно с этим, не был. Он видел то, что еще не происходило или еще не происходило, а может никогда и не произойдет вовсе. Иногда он жалел об этом, иногда радовался.

И каждый раз, когда засыпал на годы и десятилетия, ждал, что снова сможет пройтись по гранитным мостовым странного города, где здания поднимались разноцветными каменными волнами пышных дворцов, а люди, так простые и легкие, были поглощены своими, такими же простыми и легкими, на фоне распрей Безымянного Мира, делами.

Генерал отдыхал в этом городе, но тот, увы, все реже и реже посещал его сны.

— И кто они? — с удивлением для себя же, спросил генерал.

— Ифриты, — тут же ответил Ирмарил, не делая из этого никакого секрета.

Ифриты… ну да, разумеется. Кто же еще. Разумные дохи из чистого пламени, способные, в то же время, создавать себе тела из плоти, покрытые кожей цвета мерцающего серебра.

Хаджар видел несколько из них во время войны с тварями Грани. Отважные и достойные ребята, хоть и вспыльчивые, а порой, наоборот, задумчивые.

Огонь и серебро.

Вспыльчивость и задумчивость.

Он мог бы и догадаться, если бы… если бы тогда это его волновало. Но, стоило признаться, до момента победы над Гранью, генерал почти не обращал внимания ни на что, кроме своего меча и…

Ах да.

Разговоры с Миристаль и Тисэ приносили ему…

Тисэ? Кажется, ему было знакомо это имя. Или же он услышал он его во сне? Но, возможно, оно было как-то связано с той статуе прекрасной смертной в саду Дергера, за которой бог войны ухаживал с нежностью и заботой, а еще с неизменной виной и сожалением в глазах.

И эта статуя единственное, что могло вызвать в суровом боге войны подобные эмоции.

Генерал никогда не понимал причины их возникновения, но и не спешил интересоваться. Тогда ему было безразлично, а сейчас… сейчас он не знал, почему так и