в сердце Рубиновой Горы, продолжаю выполнять уговор с Фае, который выполняю с тех самых пор, как выточил им цветок из горного хрусталя и Хафотис счел меня достойным стать его учеником. Кажется, та же участь постигла одного твоего знакомого.

— Карейн… Имир Тарез.

Архад-Гален кивнул.

Хаджар же никак не мог отнять руки от мерно бьющегося сердца.

— Ты сказал, что ковал мое сердце многие эпохи, но…

Хаджар не договорил, а гном, будто и так поняв, в чем заключается вопрос, повернулся к гиртайцам, стоявшим у края пруда. В пылу сражения генерал и вовсе про них забыл.

— Посмотри на них, Хаджар, — махнул призрачной рукой гном. — Приглядись внимательней.

Генерал пригляделся и увидел то, что, наверное, и должен был увидеть. Четверка археологов не просто замерли, а застыли обездвиженными скульптурами. Их глаза побелели и тела словно обернулись безжизненными изваяниями.

— Даже если бы ты захотел, Хаджар, ты бы не смог им ничего рассказать, — без лишних эмоций продолжил гном.

— Нельзя, — вздохнул генерал.

— Почему же? — удивился Архад-Гален. — Ничто не запрещает тебе дождаться, когда они придут в себя. Но сколько бы ты с ними не говорил, в их сознании найдутся тысячи причин, чтобы объяснить, почему моя кузня разрушена, а на полу лежат останки голема. Какие угодно причины, но только не те, что назовешь ты. Потому что таков местный закон.

Закон… Архад-Гален сделал достаточно выразительное ударение на этом слове, чтобы у Хаджара не возникло сомнений в том, что гном говорит вовсе не о рукописных законах, а о тех, что идут следом за правилами.

— Поэтому ты можешь спросить меня о том, почему я ковал твое сердце несколько эпох, если мы встретились лишь недавно, но, увы, Хаджар, ты придумаешь какие угодно причины, кроме тех, что я тебе назову.

Хаджар догадывался и об этом. Потому как если подобный закон мог существовать в аномалии, то что ему мешало так же присутствовать и в остальном Безымянном Мире. Вот только…

Что за создание обладали такой немыслимой силой, чтобы охватить своей волей целый мир?

В голову приходило только одно имя. Вернее даже — должность.

Яшмовый Император.

Глава 1894

— Но зачем ему это? — генерал и сам не заметил, как произнес эти слова вслух.

— Не знаю, Хаджар, — развел руками кузнец. — Да и не хочу знать. Однажды мое любопытство уже обернулось мне худшим из наказаний.

Хаджар промолчал.

— Ты, наверное, думаешь, что участь быть кузнецом до момента, пока не будет исполнена клятва, не такая уж и страшная.

— При всем уважении, достопочтенный Архад-Гален, — поклонился Хаджар. — Но кузня ведь ваше призвание. Ты эпохами занимаешься…

— Я эпохами жду того часа, как будет исполнена моя клятва, — перебил гном. — потому что, Хаджар, даже то, что дорого твоему сердцу может причинить тебе боль, когда ты больше не видишь в этом смысла.

Хаджар снова промолчал. Не потому, что не был согласен, а просто… ему нечего было сказать. Он не понимал гнома, потому что не оказывался в его ситуации, а гном бы не понял Хаджара, потому что… в целом, по все той же причине.

— Но закончим об этом, — Архад-Гален развернулся, прошел сквозь поверженного бронзового титана и направился к кузням. — ты ведь пришел за артефактом, который поможет тебе вскрыть…

— Клеть, — зачем-то добавил Хаджар. — Клеть, которую ты помог выковать, чтобы заточить в ней Ляо Феня.

Архад-Гален застыл на месте и, медленно обернувшись к генералу, коротко произнес.

— Клеть? Нет, совсем не так. Я выковал гроб из металла, что чернее ночи и забил его гвоздям, которые не разорвать даже богам.

* * *

Генерал вновь сидел у пруда и смотрел на отражения. Там, девушка, с волосами цвета вороньего крыла и глазами, ярче изумрудов, собирала цветы.

Он видел эту сцену уже многие, многие сотни раз, но все никак не мог понять, почему продолжает смотреть.

— А я уж думал маленькие звезды врут, когда говорят, что великий, прославленный воин Черный Генерал проводит веками у Ока Небес, где наблюдает за смертной, что еще даже не родилась.

От этих слов веяло жаром, как, собственно, и от того, кто их произнес. Рядом с Хаджаром, в одеяниях из пламени, с короной в виде лучей, с извечным луком за спиной, опустился на землю Ирмарил. С золотыми волосами и сияющими огнем глазами.

Неописуемой красоты, на которую одновременно невозможно было смотреть, но и нельзя было отвести взгляда. Немыслимой стати и сокрушительной силы. Один из могущественнейших Старших богов и, пожалуй, один из немногих обитателей Седьмого Неба, кто относился к генаралу… никак.

Они с Ирмарилом вместе сражались против тварей Грани, но то же генерал мог сказать и про сотни и тысячи других богов, демонов и духов. И не раз они спасали друг другу жизни, прикрывая спины в бою.

Но, кроме этого, почти никогда не общались, кроме тех редких случаев, когда их пути пересекались из-за Миристаль.

Ирмарил никогда не ревновал свою нареченную, да и смысла в этом не было. Все на Седьмом Небе знали, что даже если бы сама Аштари, богиня любви, попыталась бы смутить разум Миристаль, то у неё бы ничего не вышло.

Любовь Путеводной Звезды Миристаль и Солнца Ирмарил выходила за рамки того, над чем могли властвовать даже боги. И, сейчас, спустя эпохи после победы над тварями Грани, генерал с удивлением понимал, что ему доставляет некое удовольствие греться в искрах этого чувства.

Словно если он проводил время в саду этой пару, в их доме, то забирал себе те крохи, что отдавали миру Миристаль с Ирмарилом.

— Я и сам не знаю, — честно признался генерал, а затем добавил. — Тебе прислала она?

Ирмарил кивнул и от движения его волос тени пролились на сад звезд, а в мире смертных засияли летние месяцы. Бог, способный одним своим желанием, испепелить половину Безымянного Мира, но вместо этого предпочитавший дарить тепло и уют. Грозный, но… мягкий и добрый.

Может именно поэтому генерал предпочитал избегать его общества. Рядом с Ирмарилом и его сиянием, закованный в черную броню воин, с окровавленным клинком из мрака чувствовал себя маленьким, жалким и каким-то грязным, что ли.

Будто он в чем-то испачкался и никак не мог отмыться.

Удивительно, кстати, но, опять же, только теперь, спустя эпохи после победы на тварями, генерал