Групповой дом находился на обычной жилой улице и отличался от соседних домов лишь размерами и числом парковочных мест. Причины были понятны: нельзя обрекать человека на проживание в здании, похожем на государственное учреждение. Это тяготит душу.

Хюльдар припарковался рядом с развалюхой, сразу вызвавшей ассоциации с машиной Фрейи. Кроме нее, на дорожке стоял мотоцикл. Согласно информации, полученной Гвюдлёйгюром, в этом групповом доме проживали шесть человек. Выяснить подробности случившегося с Лёйвхильдюр несчастья не получилось, но зато Фрейя узнала обстоятельства размещения и объяснение того, почему дело было рассмотрено так быстро: ожидание могло растянуться на годы, но в ситуации с Мёрдюром было принято во внимание его положение вдовца с тяжелым заболеванием, несшего бремя гораздо дольше, чем другие претенденты.

Когда Гвюдлёйгюр передал эту информацию Эртле, ему поручили наведаться в групповой дом вместе с Хюльдаром. Допрос Артнара откладывался из-за неявки адвоката, похоже, до следующего дня. Хюльдар оставался без дела, а послать кого-то другого было нельзя, поскольку придумать подходящее объяснение повышенного интереса к Лёйвхильдюр так и не получилось.

Можно было сослаться на практикующего психолога, преподнесшего благовидный предлог на блюдечке, однако Эртла, всегда пренебрежительно воспринимавшая любую информацию от Фрейи, заявила, что полученных сведений недостаточно. Спорить детективы не стали — по правде говоря, версия и впрямь не выдержала бы тщательной проверки.

Хотя следовало отдать должное Эртле: она позвонила директрисе школы, в которой училась Адальхейдюр, и спросила об объявлении на доске. Женщина была дома, готовила ужин и ответила, что вроде бы видела какой-то листок, но и всё. Более продуктивным оказался звонок директору школы Эйитля. Тот вспомнил, что заметил объявление на стене у входа вскоре после начала занятий и распорядился снять его на том основании, что в здании разрешалось помещать лишь объявления, касающиеся школьных дел. Насколько он помнил, две или три полоски с номерами телефонов были уже оторваны. Кто стоял за этим, директор гадать не стал, предположив, что кто-то просто дурачится. В конце концов, в его школе буллинг не был большой проблемой.

Когда Хюльдар и Гвюдлёйгюр уходили из участка, Эртла все еще пребывала в раздумьях — стоит ли позвонить в школу Адальхейдюр и попросить разрешения конфисковать объявление как потенциальное вещественное доказательство. Опасаясь получить в нагрузку еще одно задание, детективы поспешили убраться. На первом месте сейчас стояло посещение группового дома. Не узнав ничего о Мёрдюре, они снова упирались в каменную стену. Медсестра из отделения Аусты уже позвонила и сообщила, что Мёрдюра никто не навещал. Вообще никто. Похоже, он жил затворником.

* * *

Мягко падал снег; снежинки таяли, едва коснувшись земли на парковочной площадке и дорожке, ведущей к дому, — по всей вероятности, территорию согревали геотермальные трубы.

Гвюдлёйгюр постучал, и после довольно продолжительной паузы дверь открылась. Выражение на лице представшей перед ними молодой женщины, пожалуй, стоило ожидания. Сама она была необыкновенно маленькой, миниатюрной, и, чтобы увидеть гостей, ей пришлось отклонить голову назад. Едва ли не впервые Хюльдар с такой очевидностью ощутил свой и Гвюдлёйгюра рост. А еще пожалел, что не побрился. И, наверное, следовало бы прийти в форме, потому что сейчас он выглядел скорее как нарушитель закона, а не как его защитник.

— Добрый вечер. — Гвюдлёйгюр улыбнулся, и Хюльдар последовал его примеру, но, вместо того чтобы расположить к себе, улыбки произвели противоположный эффект, и женщина наполовину закрыла дверь. — Мы из полиции и хотели бы поговорить с вами или кем-то еще, кто здесь главный.

Ее лицо излучало недоверие.

— У вас есть документы?

Хюльдар достал из кармана удостоверение и развернул его. Смотрительница подалась вперед, тщательно изучила документ и, убедившись в необоснованности своих подозрений, открыла дверь обратно.

— Мы по поводу Лёйвхильдюр. Она ведь живет здесь? — Переступив порог, Хюльдар оказался в просторном холле.

— Да. — Женщина подождала Гвюдлёйгюра и закрыла дверь. Однако пропускать их дальше определенно не торопилась. — Что-то случилось?

— Сегодня умер ее отец. Не знаю, поставили ли вас в известность… — Хюльдар полагал, что, скорее всего, нет, поскольку обязанность эта лежала на брате Мёрдюра, который не знал ни адреса группового дома, ни номера телефона.

Смотрительница напряглась.

— Нет. Мы еще не слышали. — Она тяжело вздохнула. — То-то удивляемся, почему он не заходит… Полагаю, это было связано с его болезнью?

— Да. — Детектив не стал распространяться, решив, что причину смерти лучше изложит кто-то более квалифицированный. — Он регулярно ее навещал?

— Каждый день. Иногда дважды в день. Хотя на прошлой неделе предупредил, что будет занят и не сможет бывать так часто. Но мы не знали, что это из-за болезни. — Новость, похоже, доходила до нее постепенно. Она покачала головой и снова вздохнула: — Даже не знаю, как сообщу ей об этом…

— Если хотите, это можем сделать мы. Нам в любом случае нужно поговорить с ней. Но она вроде как не в лучшем состоянии и может общаться только с посторонней помощью?

— Лёйвхильдюр? — Женщина удивленно посмотрела на него. — Вам не сказали, что она ни с кем не видится? Только с отцом. Иногда, когда двери открыты, к ней может войти сиделка. И больше никто, включая других жильцов. Нас особо об этом предупредили при размещении. Очевидно, у нее острая форма агорафобии, потому что она никогда не выходит из комнаты. Даже окна попросила затемнить. Мы сочли это излишним, но, конечно же, стараемся уважать ее желания, ограничивая необходимые контакты и избегая давления с целью принудить выйти. Думаю, ее и приняли сюда с обещанием исполнения двух этих условий. Впрочем, к ней с тех пор никто и не приходил. Единственным посетителем был отец. И вот теперь вы.

— А почему, позвольте спросить? Это как-то связано с тем, что с ней случилось? По правде говоря, мы практически ничего не знаем, — признался Хюльдар, для которого услышанное стало неприятным откровением.

— О… — Молодая женщина посмотрела на одного из детективов, потом на другого и, вероятно, поняв, что от нее ждут чего-то бо`льшего, чем просто «о», пожала плечами: — Я и сама точно не знаю, потому что слышала различные версии. Ее отец говорил о некоем несчастном случае, но поговаривали также о попытке самоубийства.