— Речь идет о повреждении головного мозга? Или параличе? — За годы службы патрульным Хюльдару довелось побывать на месте неудавшихся попыток суицида, и он знал, что последствия таких действий могут быть катастрофическими.

— Насколько я понимаю, она перенесла повреждение головного мозга, но после окончания лечения ее состояние не оценивалось. Предполагалось, что соответствующее обследование будет проведено в должное время, но потом его отложили, чтобы дать привыкнуть к перемене обстановки. Как я уже сказала, она никого не желает видеть; это относится также и к докторам и другим медицинским работникам. Хотя, конечно, мы сделали бы исключение в случае крайней необходимости… Сейчас же в соответствии с ее пожеланиями контакты сведены к минимуму.

— Должен признаться, все это весьма необычно. — Хюльдар с трудом подавил раздражение, вызванное странным запретом.

— И да, и нет, учитывая характер повреждений. Видите ли, она выстрелила в себя. То ли случайно, то ли намеренно. В любом случае — я в этом уверена — она не хотела отстрелить себе нижнюю половину лица.

— Отстрелить нижнюю половину лица? — повторил Гвюдлёйгюр, потрясенный услышанным.

— Да. У нее нет нижней челюсти. И языка. Поэтому она не может говорить.

— Боже мой… — Хюльдар попытался представить, как это выглядит, и не смог. Подавив любопытство, он лишь спросил, можно ли решить проблему с помощью современных методов пластической хирургии, поставив, например, искусственную челюсть или приживив новую.

Женщина снова пожала плечами:

— Может быть. Но тогда это было невозможно. Лицо просто залатали. Теперь, когда она живет с нами, не исключено, что ее удалось бы убедить рассмотреть существующие варианты. Я на это надеюсь. Сама я ее лицо не видела, но понимаю, какой это ужас.

— Значит, вас в ее комнату не пускают?

— Пускают, конечно, но она носит маску.

Полицейские неуверенно кивнули. Заметив их растерянность и смущение, смотрительница добавила с ноткой оптимизма:

— Мы все же надеемся на перемены. Отец, хотя и желал дочери самого лучшего, не мог обеспечить полноценный уход. Она не получила должного лечения. Конечно, я не сомневаюсь, что отказ встречаться с другими людьми — ее желание, но ему следовало бы проконсультироваться со специалистом.

— Хотите сказать, что за два десятка лет после того случая она ни разу не выходила из дома? — недоверчиво спросил Гвюдлёйгюр.

— Очевидно, нет. Там, где она жила, кажется, было что-то вроде огороженного настила, чтобы выходить и дышать свежим воздухом, но с другими людьми контактов не было. Согласно договоренности, отец заплатил за пристройку с выходом в сад и, вероятно, предполагал, что так оно и останется, но у нас другое мнение. В конце концов, его смерть может стать началом перемен к лучшему.

Детективы молчали, и смотрительница замялась, словно не зная, что еще сказать. Потом, сцепив пальцы, предложила проверить, не согласится ли Лёйвхильдюр встретиться с ними.

— Хотя, конечно, я ничего не гарантирую.

Добавив, что снимать обувь необязательно, она провела их в большую гостиную, где несколько жильцов смотрели телевизор. Прикованные к экрану разворачивающейся на нем драматической сценой, зрители не обратили на полицейских ни малейшего внимания. Смотрительница попросила подождать и исчезла в глубине коридора. Издалека донесся негромкий стук, звук открываемой двери и женский голос. Разобрать слова мешал шум телевизора. Через несколько секунд она вернулась.

— Удивительно, но вас хотят видеть.

Входу в комнату предшествовал коротенький инструктаж.

— Хотя Лёйвхильдюр не может говорить, она многое понимает, так что будьте тактичны. Если не возражаете, я хотела бы присутствовать, поскольку хорошо интерпретирую язык ее тела и настроение. Если скажу, что нужно остановиться, заканчиваем. Это серьезно. Не хочу, чтобы она расстроилась. О’кей?

Они кивнули. Смотрительница заглянула в небольшую кофейную комнату и попросила сидящего там молодого человека побыть вместо нее в приемной. Тот оторвался от телефона и поднялся, не проявив к гостям ни малейшего интереса.

В отличие от больничных палат, номера на двери комнаты не было, только имя, выложенное разноцветными деревянными буквами. Об этом, наверное, позаботился Мёрдюр: на других дверях ничего подобного не было, хотя все они выглядели по-разному, чтобы избежать единообразия.

Смотрительница легонько постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь, жестом предложив детективам войти.

Жилое пространство походило скорее на гостиничный номер, чем на квартиру: больше обычной спальни, но меньше некоторых студий, видеть которые доводилось Хюльдару. Места хватило лишь для широкой кровати, крошечного кухонного уголка, двухместного дивана, компактного буфета и шкафа, который не удовлетворил бы потребности ни одной знакомой Хюльдару женщины. Были еще заставленные книгами полки и большой телевизор, настроенный на тот же канал, что и телевизор в гостиной, хотя качество изображения было ужасное. И все же, несмотря на ограниченное пространство, здесь было уютнее, чем в его собственной квартире.

Над кроватью висели два больших плаката «Звездных войн», а на буфете стояли фотографии в рамках, изображавшие маленькую девочку и улыбающуюся женщину. На подоконнике стояли два горшка с какой-то растительностью, а занавески — задернутые, хотя на улице было темно — не подошли бы ни одному государственному учреждению. Вид из окна и садовой двери ограничивался высоким забором. Рядом с книгами стояли статуэтки и украшения, больше подходящие молодой девушке, чем женщине за тридцать. Возможно, это были реликвии жизни до несчастного случая, того самого, который полностью отрезал ее от внешнего мира.

Взгляд Хюльдара, недолго задержавшись на мебели и украшениях, скользнул к стоявшему у стены плетеному сундуку, крышка которого была открыта словно нарочно, чтобы продемонстрировать коллекцию масок. Некоторые он узнал, в том числе Гая Фокса, которую использовала группа «Анонимус»[19]; «Крик», красноглазую маску из «Пилы», зеленую Черепашку-ниндзя и Белого штурмовика из «Звездных войн». А еще там была блестящая черная маска Дарта Вейдера, которая как будто смотрела на него с вызовом — ну же, возьми. Хюльдар кашлянул, но Гвюдлёйгюр уже рассматривал сундук и его содержимое с не меньшим интересом. Затем оба повернулись к самой Лёйвхильдюр, неподвижно сидящей на краю кровати, выпрямив спину.

Крупная, широкая в кости, она привлекла внимание не телосложением, а маской: белое как мел лицо, черные впадины вокруг глазных щелей, кроваво-красные губы и шрамы, тянущиеся от обоих уголков рта. Все это венчали зачесанные назад зеленые волосы. Хюльдар оказался лицом к лицу с заклятым врагом Бэтмена, Джокером. Ситуация была настолько гротескная, что на мгновение все мысли улетучились, и он просто замер, разинув рот, как идиот.