— Ничего такого мы не думаем, — с натянутой вежливостью ответил Хюльдар, проклиная себя в душе. Какое невезение. Черт, черт, черт… Почему они не проверили это имя раньше? — Он был в сознании утром?

— И да, и нет. С тех пор как его доставили сюда, он то терял сознание, то приходил в себя.

— Когда его привезли?

— В прошлую пятницу, вечером.

— И с вечера пятницы он постоянно находился здесь и больницу не покидал?

Медсестра улыбнулась:

— Да. Можете мне поверить. Он даже не мог подняться с постели, чтобы сходить в туалет. Мы говорим об очень больном человеке.

— Вы уверены?

— Да, абсолютно уверена. Отсюда никто не может выйти так, чтобы мы об этом не знали. — Она махнула рукой в сторону больших экранов, которые Хюльдар заметил еще накануне: — Все пациенты подключены к мониторам, и показатели передаются сюда. Стоит только кому-то вынуть трубки и выйти из палаты, как мы сразу это замечаем.

Хюльдар задумался. Как, черт возьми, Мёрдюр Йоунассон или его дочь могли быть связаны со Стеллой или Эйитлем… если такая связь действительно существовала?

— Ауста ухаживала за ним?

— Да. Как и другие медсестры в отделении. Она не несла за него какой-то особой ответственности, если вы это имеете в виду. Хотя, учитывая обстоятельства, возможно, он был у нее на особом счету.

— Какие обстоятельства?

— Она спасла ему жизнь в пятницу вечером. — Женщина удивленно посмотрела на детектива. — Я же рассказывала вам вчера, неужели не помните?

— Не помню. — Он смутно помнил, как медсестра расхваливала Аусту, но подробности забылись. — А что случилось?

— Ауста реанимировала его. На автомобильной стоянке. Делала искусственное дыхание и массаж сердца, не давала умереть. Потом кто-то услышал ее крики и вызвал помощь. Как часто бывает, он почувствовал себя плохо и доехал до больницы. Каким-то чудом не потерял сознания за рулем. Ну, и повезло, что на парковке его увидела Ауста. Пройди она там чуть раньше или чуть позже, бедняга умер бы в одиночестве. Совершенно обычное дело. Люди, особенно мужчины, часто ведут себя неразумно при первых признаках сердечного приступа. Не любят звонить в «Скорую»: а вдруг это будет ложный вызов?… Как будто кому-то есть до этого какое-то дело.

— Они знали друг друга?

— Нет, не знали. Почему вы спрашиваете?

— Просто так. Но они ведь разговаривали? После того как его доставили сюда?

— Разговаривали, но не больше, чем другие. Как я уже говорила, он по большей части был без сознания, и Ауста здесь не единственная медсестра. Я бы даже сказала, что с ним она общалась меньше, чем остальные.

— Вот как? Почему же?

— Он постоянно благодарил за спасение, и ей это надоело. Когда приходил в себя, всегда спрашивал о ней. Он как будто забывал, что уже благодарил ее. Это немножко раздражало, потому что, как я уже говорила, мы все здесь очень заняты и нам просто некогда останавливаться и болтать с больными, особенно если они бесконечно твердят одно и то же. — Женщина снова посмотрела на часы. — То же относится и к полиции. Если есть еще вопросы, обращайтесь к Аусте и разговаривайте с ней за стенами больницы.

Хюльдар и Гвюдлёйгюр посторонились, пропуская кровать-каталку с пациентом, серый цвет лица которого давал основание предполагать, что жить ему осталось недолго. Не зная, как вести себя в такой ситуации, детективы молча проводили удаляющуюся по коридору группу.

— Так мы закончили? — нетерпеливо спросила медсестра. — Я могу вернуться к своим обязанностям?

— Последний вопрос. Дочь к нему приходила? Или кто-то другой?

— Нет. Я, во всяком случае, не помню. Но я и не слежу за посетителями, и на дежурстве не каждый день. — Она посмотрела поочередно на обоих и, смягчившись, устало предложила: — Хотите, проверю?

Хюльдар поблагодарил ее и приготовился ждать, пока она поговорит с коллегами, но медсестра сказала, что сможет сделать это только на пересменке, когда все соберутся вместе, и посоветовала набраться терпения. Детектив дал ей свою карточку, после чего их бесцеремонно подтолкнули к выходу. У двери Хюльдар остановился и обернулся. Женщина стояла на том же месте и смотрела им вслед, по-видимому, желая убедиться, что полицейские наконец-то ушли. Увидев, что один из них возвращается, она сердито нахмурилась.

— Не знаете, его родственники где-то указаны? Кто-то, с кем нужно связаться в случае необходимости? Мы пытаемся установить номер телефона его дочери. Если посмотрите, обещаю: мы уйдем.

Женщина раздраженно вздохнула, но сделала, как ее просили. Вернувшись, она дала им листок с номером брата Мёрдюра. Не совсем то, но лучше, чем ничего. Может быть, он подскажет, как связаться с неуловимой Лёйвхильдюр… Уж не уехала ли она за границу, не уведомив власти? Или, например, сменила имя? Не исключено также, что она могла вернуться недавно в Исландию по причинам не очень легального характера.

* * *

Они втроем сидели в машине за полицейским участком — Эртла на водительском кресле, Хюльдар рядом с ней и Гвюдлёйгюр позади, подавшись вперед и положив локти на спинки их сидений.

Говорить о Мёрдюре и Лёйвхильдюр в офисе Эртла не захотела. Она так и не придумала правдоподобную причину, объясняющую группе свой особый интерес к этим людям, и решила, что встреча в машине не вызовет подозрений. Хюльдар с таким решением согласен не был, но держал рот на замке. Часы показывали пять вечера, на город опустилась тьма, и, когда Эртла включила в салоне свет, они оказались на виду, как товары в витрине. Стоит кому-то выйти покурить, и отдел пойдет чесать языками — возможно, теперь уже о троих.

— Итак, он утверждал, что не знает ни Стеллу, ни Эйитля и что его брат тоже их не знал? — резюмировала Эртла, глядя на ветровое стекло и сжимая руль.

— Он твердо стоял на своем. Конечно, насчет брата он не может быть уверен на сто процентов, но при нем Мёрдюр ни разу не упоминал эти имена. — Хюльдар уже жалел, что позвонил брату умершего. Администрация больницы не удосужилась известить его о смерти Мёрдюра, и детективу пришлось взять эту неприятную обязанность на себя.

— Братья были близки?

— По его словам, да. Но насколько близки могут быть братья, если живут в разных концах страны? Мёрдюр жил здесь, в Рейкьявике, брат — в Акюрейри. Встречались они, по-видимому, редко, но раз в месяц говорили по телефону. Значит ли это, что они были близки? Во всяком случае, брат явно расстроился, услышав, что Мёрдюр умер. Сказал, что жизнь обошлась с ним сурово. У жены, когда дочь была еще маленькой, диагностировали рассеянный склероз. Болезнь прогрессировала, и умерла она уже полностью беспомощной.

— И он сказал, что разговаривать с дочерью смысла нет?

— Нет, не так. Он просто не хотел ее обсуждать. Упомянул только, что в подростковом возрасте она пережила серьезный инцидент, в результате которого лишилась речи. Мёрдюр заботился о ней дома, пока рак не стал брать верх. В конце концов он признал поражение и поместил ее в групповой дом[18]. Думал, что это наилучшее решение и что он еще успеет помочь ей адаптироваться к изменившейся обстановке. По словам брата, она переехала туда относительно недавно. Я узнал один интересный факт. Мёрдюр никогда не называл ее Лёйвхильдюр, всегда только Лёйв.