— Мамочка! — пролепетала Сильва.

— Сейчас пойдем, моя девочка... Я снова повернулась к нему. — Сожалею, но я мало с ним знакома. — Сказав это, я стала натягивать перчатки.

Драган снова посмотрел на Сильву, погладил ее по головке. И в эту минуту кто-то стал ломиться в дверь. Послышался крик:

— Драган, пожар! Венета... подожгла себя!..

В кабинет ворвалась и упала на диван жена Драгана. Она совсем обезумела. Накинутая на ее плечи шаль еще тлела.

Я никогда не видела более страшного человека, чем Драган в тот момент. У него скривились губы, как от боли, и он изо всех сил стал трясти жену.

— Лжешь! Скажи, что ты лжешь!..

— Приехали пожарные... Павел вынес Венету всю обожженную! — она рыдала. — Ты ее убил!.. Я предупреждала тебя, но ты ее убил!..

Драган уже не слушал жену. Он сжал губу зубами и до крови прокусил ее, на мгновение замер, а потом как был в одном пиджаке бросился бежать.

И я кинулась за ним, прижав Сильву к груди. Венета подожгла себя... Господи, да что же это такое?..

Я бежала словно обезумев. Сильва ручонками отталкивала меня, требуя, чтобы я опустила ее на землю, но я даже не чувствовала ударов маленьких кулачков.

Пожарная команда уже заканчивала свою работу. Драган подошел к первому попавшемуся человеку:

— Где она?

— Увезли.

— Кто?

— Люди. Ее муж.

Больше Драган ни о чем не спросил. Сунул руки в карманы и пошел куда глаза глядят.

Ушла и я. Сильва, смеясь, подталкивала ножкой перед собой кусок льда, а я ничего, кроме белой пелены, вокруг не замечала. Мне казалось, что весь мир окутан чем-то белым.

И вдруг кто-то схватил меня за руку. Это был старый Велев.

— Не пугайтесь. Все пройдет, — проговорил он и смахнул сажу с рукава моего пальто.

А я еще крепче сжала ручку Сильвы.

— Мне нужно встретиться с Велико! — продолжал он. — Скажите ему! Это очень важно. Хочу, чтобы Венцемир остался жив! Он не должен умереть!

Но я прошла мимо, так ничего и не ответив ему. Могла ли я в такой момент думать о Венцемире?..

Майор Велико Граменов. — У вас есть какие-нибудь вопросы? — спросил я офицеров, назначенных командирами рот в батальон Павла. Это были молодые парни. Новенькая одежда на них еще топорщилась, хотя оружие придавало им бравый вид.

— А если командир батальона предпочтет других, а не нас? — поинтересовался командир одной роты.

— Товарищ поручик, это армия! И мы имеем дело с людьми. К сожалению, командира батальона срочно вызвали, но он вам сказал бы то же самое, что и я. От вас требуется полная самоотдача. Нас ждут тяжелые дни. Может быть, мы не встретимся снова, но запомните, что я вам скажу. Мы станем сильнее, если каждый на своем посту будет сознавать, какая на него ложится ответственность. Завтра утром вы должны явиться в свои роты и приступить к исполнению обязанностей. Вы свободны!

Я и сам не мог понять, откуда у меня взялись эти слова, эта самоуверенность. У меня самого не все ладно, а я напутствую людей, обнадеживаю их.

Все ушли, кроме командира пулеметной роты, все еще стоявшего в дверях.

— Что вы хотите? — спросил я его, хотя знал, почему он остался. Три года назад он был моим солдатом. Я всегда вспоминал его добрым словом.

— Я не забыл ваши слова... «У каждого свой путь — у ездового, у меня, у вас». А что теперь? Неужели я должен вас учить? А если мы все начнем бить отбой, что тогда? — спросил он.

Симпатичный нахал.

— В третьем батальоне всего два тяжелых пулемета, — попытался я уклониться от этой темы, но он вызывающе улыбнулся мне.

— Не выдвигайте на первый план мои трудности. Ими я займусь завтра. Важно, как вы себя чувствуете в данный момент. Разве вы не видите, что все готовы вас защищать? Мы знаем, что вам угрожает, но знаем также и то, что вы выстоите.

— А теперь уходи!

— Да у меня вся ночь впереди.

— Мой ездовой был хорошим парнем, — с горечью проговорил я.

Он не промолвил ни слова, только выжидающе смотрел на меня. Может быть, надеялся, что я продолжу разговор и объясню ему, что значит «хороший парень».

— Солдаты спят на сеновале. Ты можешь еще сегодня вечером побывать у них. Будет неплохо.

— Я как раз туда и собирался, — ответил он мне в тон.

— Значит, снова встретимся.

— В этом я не сомневаюсь, товарищ майор. — И закрыл за собой дверь.

Отчаянная голова. Болтает всякое... Что ж, он развеселил меня. Точнее сказать, я почувствовал, что мне есть на кого положиться. А этого разве мало? В эту ночь мне не хотелось оставаться одному. Что бы там ни случилось, пусть Ярослав будет рядом со мной. Сейчас он мне нужнее, чем Жасмина.

Я надел шинель и пошел. В квартире Ярослава горел свет. Какой исключительный вечер! Каждого находишь там, где меньше всего ожидаешь.

Холодно, а окно у него распахнуто настежь. Значит, он не отказался от своих привычек и по-прежнему ведет суровый образ жизни. Но зачем это делать сейчас, когда здоровье его стало хуже?

Я обидел его и весь день терзался из-за этого. Но и он порядочный упрямец. Молчит. Теперь-то он удостоверился в том, что я снова чего-то недосмотрел...

Ждет, чтобы я капитулировал. Уверен, что я приду к нему, а не наоборот. И я действительно иду, как слепец. Никогда не задавал себе вопроса, чем он меня привлекает, что заставляет меня верить ему. Самый обыкновенный человек, а я перед ним чувствую себя ребенком, беспомощным и наивным...

И дверь в квартиру Ярослава оказалась раскрытой настежь. На террасу намело снегу, а ветром его задувало даже в комнату, под кровать.

— Ну что ты хочешь доказать этим своим безрассудством? — начал я еще с террасы, но тишина в комнате озадачила меня, и я замер в дверях.