Шрифт:
Закладка:
Путь вел вниз, в ущелье. По дну ложбины тек ручей.
Постепенно дорожка превратилась в узкую сырую тропинку, вскоре исчезла и она.
–Ничего необычного не замечаешь?– спросил Игорь.
–Нет…– ответил Алексей, осмотревшись.
–Ручей течет вверх.
–Это необычно?
Чел пожал плечами.
Вода была ледяной. Сычев замерз, но растаман держался, утверждая, что температуру не следует принимать всерьез – их настоящие тела лежат в бункере в Советской зоне Шпицбергена.
Стены ущелья покрылись тонким льдом. Босые ноги заскользили по камням. Черная роба Чела сменилась на оранжевую одежду буддийского монаха. Темь в узком каньоне сгущалась. Напарники шли на ощупь, держась за сырые, промозглые скалы.
Первым в бездну провалился Алексей. Следом он утянул Игоря, который попытался его схватить.
–Что?– испуганно крикнул Сычев.
–Я здесь,– Чел держал Сычева за руку.
Они летели посреди вязкой оглушающей пустоты.
–Чел! Где ты!– позвал лейтенант, но ответа не последовало.– Эй! Кто-нибудь, откликнитесь.
Алексей больше не чувствовал Игоря. Он хаотично шарил руками в беззвездном пространстве, но никаких тел, никакого движения воздуха не ощущал. Только беззвучная, черная, равнодушная ко всему пустота окружала его. Наверное, он уснул, стал похож на спящего ребенка во чреве матери. Потерявшаяся в подземелье группа на связь не выходила. Каренина металась по бункеру.
–Ну хоть одна? Хоть половина идеи у вас есть?– вопрошала она у молчавших Папо с Корниловым.
Индикаторы состояния бойцов в креслах по-прежнему указывали – «Все в норме». Но Алексея с Челом в их собственных телах не было.
Челюскин понял, они угодили в ловушку. Одно из правил техники безопасности: если что-то пойдет не так, оставляй след, по которому сможешь вернуться. Для Игоря это были мантры. Нейрошлем фиксировал точку начала неконтролируемого события, и, если проговаривать простые фразы или считать про себя, слова маркировались, превращаясь в веревку, по которой сознание могло выбраться назад или зависнуть в пространстве. Главное – безопасно уйти в шлюз.
Поскользнувшись на тонком льду ручья и зацепившись за лейтенанта, Игорь на автомате забубнил мантру:
Круг виртуального мира, из которого он выпал в пустоту, стремительно уменьшался и через мгновение сомкнулся. Спасательная веревка мантры разматывалась. Размеры подземелья сопоставимы с галактиками. Но ведь и с бесконечностью космоса можно справиться, главное, не терять самообладания, знать свою цель и роль в нем. Игорь посильнее натянул мантру, представил себе, что он и есть центр Вселенной, падать из которого некуда, сетевой хронометр на руке зафиксировал уменьшение скорости падения. Концентрируясь на словах, Чел завис в пространстве, в ту же секунду крикнув:
–Домой!
Шлем вернул Чела в шлюз. Через минуту Игорь уже потягивался в кресле. К нему сразу подошел Корнилов.
–С вами все в порядке?
–Полный порядок.– Игорь осмотрелся, но, увидев неподвижные тела Анны, Папо и Сычева, спросил: – Вроде мы с Алексеем уходили вдвоем.
–Да, полчаса назад Каренина с капитаном, оставив меня за старшего, ушли в подземелье.
–А ничего умнее они придумать не могли?
–Сам пропадай – товарища выручай,– заметил Корнилов.
–И я о том же…
Мемфис и Медея
Сталинист
Вера в то, что грузинская винная промышленность с тысячелетней историей превосходит отечественную водочную, жила в Богли благодаря Сталину. На пути из Красной Лавры в «Кед-Кеди» Эстом решил купить несколько бутылок грузинского вина. «Синеглазка», свернув с маршрута, сделала сальто над Батуми, начертив меж облаков белую дорожку, дабы показать мастерство московского пилотажа. Мягко сев напротив лавки «У Джугашвили» на пересечении проспекта Сталина с переулком Мао Цзэдуна, яхта выпустила Эстома в магазинчик.
О том, что Иосиф Виссарионович, Мао, Будда, Христос – воплощения Шивы, Эстом узнал на спецсеминаре «Сталинизм и Индуизм в политической работе» в Министерстве. Курс повышения квалификации длился неделю. Но через полчаса после начала первого доклада Богли перестал понимать русский язык. Дворецкий доставил ему коньяк в театральной фляжке, и обучение пошло легче, тяжесть слов не портила вице-премьеру настроение, наоборот, он выходил с лекций веселым и жизнерадостным. После недельных занятий Эстом выбрал для себя вероучение, название он забыл, которое внушало последователям, что любое умствование есть признак расстройства. Осознав ум как психическую болезнь, Эстом начал опасаться сложностей, на совещаниях говорил просто, ясно: «Сахар сладкий, соль соленая, масло масляное, экономика экономная, а деньги – народные». При этом он старался не усложнять, редко ошибался, слыл человеком начитанным, тонко образованным. Как Богли ни старался, он не осилил ни одного произведения великих советского и китайского руководителей. Не смог справиться с Достоевским, Толстым, Чеховым, значительным рядом других классиков. Он заменил литературу речами Сталина, которые раскрыли ему личность Иосифа Виссарионовича как хитрого мистика и соответствовали представлению Богли, что сердце следует наполнить учением Сталина – Ленина. Только оно может вырвать человека из колеса Сансары, бесконечного цикла перевоплощений. Эстом обожал цитировать заученные фразы вождя, за что соратники считали вице-премьера сталинистом, способным открыто выражать мнение, на что они не решались. Так, на министерских планерках Эстом использовал мантру «Болтунам не место на оперативной работе» до пяти раз подряд. Заклинание прекрасно действовало при распределении бюджета в пользу комитетов и комиссий, которые он, разумеется, возглавлял. Если у оппозиции возникали возражения, чиновник прекращал дискуссии зикром: «У вашей ошибки есть место на кладбище». Цитаты были находкой Эстома, который еще в детстве запомнил главный урок деда, матерого партийного работника:
–Если спускался на землю Бог, им был Иосиф Виссарионович! А апостолами – Менделеев, Можайский, Ломоносов, Федоров, Королев, Пастер, Моисей, Курчатов, Гагарин, Вернадский… и супруга деда.
Иудой он называл Фрейда, потом добавил к нему Маркса. Со временем «Иуда» растолстел, вместив в себя неблагодарных родственников семьи, соседей и коллег, всех, кто попался по горячую руку.
Спорить с Богли в министерствах побаивались.
–Правильно,– говаривал Эстом коллегам, которые часто менялись, в то время как он продолжал оставаться при должности и часах «Полет на Венеру». «Надо быть большим смельчаком, чтобы быть трусом в нашем Правительстве». Друзья по службе, все как один, согласно кивали, опасаясь Богли, отчего тот получал огромное удовольствие.
