Совершив двухчасовой перелет из Москвы, вице-премьер, утомленный, но пребывающий в добром расположении духа, подошел к лавке.

–Заходи, дорогой товарищ, гамарджоба!– обрадовался посетителю пожилой грузин, сидящий под пляжным зонтиком у входа. На смуглом лице появилась белоснежная улыбка – в ней скрывалось желание угадать, сколько денег прячется в кошельке клиента. Внутри полутемного подвальчика среди бочек и бутылок, на самом видном месте стояла скульптура Сталина во весь рост. Вождь держал в руках бокал и немой вопрос в глазах, который, впрочем, непрерывно повторял продавец вина.– Как много ты сегодня будешь пить?

–Что можете предложить?

–Ах, Вано, все самое лучшее.

–А что обычно пьют грузины?

–Все пьют. Воду хорошо пьют,– опешил продавец, не совсем поняв вопрос.

–Ну вот ваше особенное вино – какое?

–Я люблю,– сказал дед,– «Цинандали»! Оно как горный ручей. Свежее, холодное, ароматное, вах! Ты на Лазурном Берегу бывал, в Ницце?

–Бывал.

–Вот в Ницце такого нет.

–Ну давай.

–Не могу, этикетка кончилась!

Эстом засмеялся, эту шутку он часто слышал в Грузии, поэтому перестал считать ее за шутку.

–Тебе сколько литров? Пять, десять, двадцать? В какой бутылке?

Богли пробежал взглядом по стеллажам и увидел пузатую бутыль, в которой Гога подарил ему чачу. Боль воспоминаний отозвалась в нем. Он решил вернуть долг за кражу Медеи, если не грузину, то его чаче, разбив сосуд.

–Дайте мне вон ту толстую…

–Правильно, помоги мне.

Старик взял тару, черпак для розлива, и, подойдя к пластиковой бочке с вином, открыл ее.

–Держи воронку.

Пока дед переливал «Цинандали», Эстом послушно держал воронку, одновременно осматриваясь вокруг. На верхних полках он заметил несколько бутылок, внушающих доверие. Когда грузин закрыл емкость пробкой, Богли сделал вид, будто поднимает ее. Но тут же разжал пальцы. Бутыль выскользнула из рук, упала на пол и разбилась. Оскорбление, нанесенное Эстому, было отмщено.

Настроение у старика резко испортилось.

–Вано!

–Я уплачу, не волнуйтесь,– сказал Богли, состроив огорченную физиономию, в то время как дед бормотал про себя грузинские ругательства, разглядывая осколки.– Дайте мне вон те пять бутылок.

–Это французское, дорогое…– растерялся грузин.– Подожди.

Он взял калькулятор, долго считал, а потом показал результат:

–Вот!

На такой ценник выругался уже сам Богли.

–Точно французское?– засомневался Эстом.

–Мамой клянусь!

«Ну, зато живой»,– подумал вице-премьер. «Цинандали», судя по запаху, исходившему от разлитой по полу жидкости, его организм мог не выдержать. Сложив бутылки в пакет и уплатив названную цену, Богли помог старику убрать осколки в ведро, чтобы карма за проступок не вернулась ему в самый неподходящий момент. Эстом был опытным и осторожным чиновником. Затем, устроившись на борту яхты, он набрал Гогу.

–Гога! Я через десять минут в «Кед-Кеди».

–Ждем, дорогой. Ждем. Все готово в лучшем виде.

–Только прошу, чтобы тридцать дней никого.

–Ого!– удивился Гога.– Тридцать дней? Ты настоящий мужчина. Завидую твоему здоровью. Я там тебе подарок оставил.

–Какой?– насторожился Эстом.

–Не чачу, лучше! Вино «Цинандали», от мамы. Чистый горный ручей!

«Карма вернулась что-то слишком быстро»,– заметил чиновник, но промолчал.

–Гога! Ты меня балуешь. Медея не появлялась?

–Нет. Искал, нигде не нашел. Может, в речку упала? Милицию вызывал.

–Спасибо за хлопоты.

–Отдыхай, дорогой! Соскучишься – позвони, я прилечу. Эту Медею найдешь – позови меня.

Через десять минут «Синеглазка» приземлилась в предгорьях Кавказа, в Аджарии. В это время года здесь невообразимо красиво: зеленые равнины, снежные вершины на горизонте, облака и простор неба, освежающий ветер с гор… Поместье, или «мамули» на грузинском, представляло собой современный комплекс вилл с парком, речкой и водопадом, где обитало большое количество птиц, в том числе – попугаи. Посередине поселка был разбит фонтан с минеральной водой, который органично дополнял живописный ландшафт.

Центральная сахли – двухэтажное длинное здание с банкетным залом – имела множество спален для размещения больших компаний. Эстом, зная, какие номера видовые, занял один для себя, а другой – для гостя от Заказчика. Пока он располагался, вошла горничная. Она молча положила на прикроватную тумбочку планшет для связи с Чумой.

–Наш пострел везде поспел,– недовольно пробормотал Богли.– Я‐то думал, отдохну по-настоящему…

С этими мыслями он покинул номер, выйдя из усадьбы. Увидев гамак меж двух массивных деревьев, Эстом решительно направился к нему, намереваясь перед встречей чуть выпить из одной купленной бутылки – для храбрости. Дело пошло легко, вице-премьер не заметил, как выпил обе. Захотелось сыра, мяса и фруктов. Однако прислуги поблизости не было, а уговорить себя встать с гамака Эстом не смог. Усталость сменилась благодушием. Богли уснул в тени каштанов так крепко, что не услышал настойчивого писка планшета.