Шрифт:
Закладка:
Или ещё: “Ликвидировать отраслевые министерства!” Говорим: замечательно, но кто будет управлять всеми отраслевыми и межотраслевыми связями? У нас же практически вся промышленность вертикально интегрирована – сотни заводов от металла до всего остального в конце выпускали танк. Упраздним министерство – кто станет координировать всю эту цепочку, с кого спрашивать в итоге за выпуск танка? Ведь понятно: если её раздербанить на отдельные звенья, да к тому же ряд звеньев изъять, танка не будет. Допустим, как вы говорите, танки нам больше не нужны. А как быть с лекарствами? А с продовольствием – хлебом, молоком, той же колбасой? Давайте, прежде чем всё упразднять, придумаем, как экономика будет по-другому функционировать. Перестраивать всю модель экономики нужно, но, прежде чем полностью разрушим действующую, давайте спроектируем модель другой, которую хотим построить, обсудим, проверим хотя бы в дискуссии…
По факту выходило, что в стане “демократической оппозиции” разные группы и фигуры преследовали разные цели. Если одни искренне хотели подъёма страны на базе рыночной экономики, то другие оставались одержимы идеей любой ценой развалить СССР и вытравить любые элементы и проявления прежнего строя. Что впоследствии откровенно подтвердили господа Бурбулис, Чубайс и их единомышленники. Сломать доминанту компартии, ликвидировать госсобственность, в особенности на природные ресурсы и средства производства. А что делать потом – никакого понимания.
То же и с государственным устройством. “Уравнять союзные и автономные республики”, никакой двухэтажности, все республики должны стать равноправными, союзными, суверенными. То есть вместо 15 субъектов Федерации появятся, условно говоря, 60 со всеми атрибутами суверенитета и государственной власти. А СССР из федеративного государства превращается в некую мини-ООН. Но это уже прямо антиконституционно. Извините, тут нам с вами точно не по пути».
Национальная ловушка
Март 1990 года в политической жизни ознаменовался двумя знаковыми событиями: Съезд народных депутатов СССР внёс изменения в Конституцию, убрав из неё 6-ю статью о КПСС как «руководящей и направляющей силе» всего и вся, а также учредив пост Президента СССР. Там же на съезде им был избран М. С. Горбачёв, посчитавший это своей большой победой в плане усиления властных полномочий.
Ход событий вскоре развеял эту иллюзию: в разных частях формально всё ещё единой страны уже свыклись с ослаблением центральной власти, приспособились к нему и из слабости Центра начали извлекать для себя дивиденды.
Щербаков В. И.: «Через пару недель после собственного избрания Михаил Сергеевич был шокирован известием, что пост президента ввёл у себя Узбекистан. Вот уж воистину пришла беда, откуда не ждали. На недоумённый вопрос из Кремля, мол, как же так, явочным порядком, не посоветовавшись, не проконсультировавшись, глава Узбекистана Ислам Каримов жёстко ответил, как отрезал: “Так пожелал народ!”
Противоречия между союзным центром и республиками в сфере хозяйственной сюрпризом ни для кого не были. Всегда республики хотели больше, чем Центр мог и готов был им дать. Но роль правительства в этих вопросах всегда была вторична, там даже ведомства, занимающегося проблемами национальных, межрегиональных и межрелигиозных отношений, не было с тех пор, как в 1924 году прекратил своё существование Народный комиссариат по делам национальностей РСФСР (в других республиках, принявших участие в создании СССР, подобные учреждения вообще отсутствовали). В лучшем случае в Минфине и Госплане были отделы территориальных балансов. Одни считали деньги и ресурсы, другие смотрели, как взаимосвязана экономика республик. Как таковая национальная политика и взаимоотношения с республиками и между ними исторически были отнесены к исключительной компетенции ЦК КПСС и КГБ, которые туда никого не допускали. В Совмине о том, что там в республиках делается, знали председатель, по должности входивший в Политбюро, и два его заместителя (председатель Госплана и куратор агрокомплекса), которые обычно становились кандидатами в члены Политбюро. А дальше каждый министр был в курсе дел в той или иной республике только в сфере собственной деятельности. Образование в 1990 году Госкомитета СССР по делам национальностей стало безнадёжной попыткой догнать ушедший уже поезд.
Выплеск национального самосознания, нередко перерастающего в национализм в конце 1980-х, таким образом, даже членов правительства застал врасплох. Лично я первый раз столкнулся с ним в сумгаитском конфликте, будучи министром труда. Меня ночью подняли телефонным звонком с распоряжением Рыжкова ехать в аэропорт. О том, что в Сумгаите под Баку что-то происходит, я, подобно всем остальным, знал только из прессы, то есть не знал ни предыстории, ни деталей – ничего. Сводки КГБ рассылались по самому узкому и жёстко ограниченному кругу, куда я не входил. Приезжаю в Шереметьево, потом в Домодедово, куда стали прилетать военные в основном борта, вывозившие беженцев. Мне поручили их принять, обустроить на первое время, а потом по всей стране распределить.
Для меня всё происходившее в Сумгаите стало полным эмоциональным шоком. Вот выходит из самолёта старик армянин, на вид ему лет 80, идёт в трусах и каких-то домашних шлепанцах, но в кителе с орденами и медалями. Он идёт и плачет, у него жену убили там, дети где-то пропали. И он мне говорит: “Вот сынок, всё, что я получил при советской власти…”
В Кремле говорят: “Надо быстро там всех успокоить”. За этими словами полное непонимание происходящих процессов. Это потом я уже для себя разобрался, что, оказывается, началось всё с изгнания армянами азербайджанцев из Карабаха. Те были заняты в основном в сельском хозяйстве. И толпа разозлённых, избитых, ограбленных деревенских людей пришла в Баку, в Сумгаит, а там местные националисты их руками устроили армянские погромы. Соответственно, армяне оттуда бежали прежде всего в Армению (к слову сказать, истинную картину я тоже не знаю, в других служебных и секретных документах картина начала обострения всегда тлевшего конфликта выглядит с точностью до наоборот – начали погромы азербайджанцы, а армяне ответили). Но в конце концов сейчас это уже вопрос истории. Казалось бы, обменялись населением. Но дальше начались проблемы по моей части: селяне-азербайджанцы в Сумгаите не знали, что им делать, для них не было работы, а значит, не было и зарплат. Жильё, предположим, они заняли после армян. А как дальше жить, на что? Они же всю жизнь на земле, с землёй работали, даже ментально не такие, как городские жители. А изгнанные армяне были основными кадрами азербайджанской промышленности, они пришли в Карабах, но работать на земле не умеют. Расселились в оставленных азербайджанцами домах, а дальше
