Шрифт:
Закладка:
— Это дело поправимое, — ответил старшина Шпак.
— У меня за Кошкина душа болит, он, как и я, из Саратова, и я хочу, чтобы Кошкин был всем артиллеристам примером в бою. Кстати, он очень тепло отзывался о вас, Василий Иванович, и мне приятно было это слышать.
— На войне, товарищ полковник, как я понимаю, один главный закон — выстоять! — сказал Шпак. — Вот я и стараюсь это делать.
— Мыслишь правильно, старшина, — одобрительно промолвил полковник.
Стая «юнкерсов», преодолев заградительный огонь зенитчиков, прошла стороной и стала бомбить войска соседней стрелковой дивизии, а на батарею в этот раз не упало ни одной бомбы, чему старшина Шпак был рад. Он побывал в других расчётах, побеседовал с кем надо было, особенно с молодыми артиллеристами, которые ещё «не нюхали пороха». Вернулся в свой расчёт старшина с новостями: разведчики полка донесли, что враг готовит танковую атаку.
— Ну что, братцы, ежели фрицы осмелятся атаковать нас, мы им спуску не дадим! — произнёс Шпак.
Он проверил свой расчёт — люди находились у орудия, готовя всё необходимое для успешного поединка.
Солнце поднялось уже высоко, было жарко, но бойцы внимательно следили за раскинувшимся перед ними полем. Старшина Шпак, перекурив, прилёг грудью на бруствер, взглянул в бинокль на поле, заросшее густой травой и колючим шиповником. Кажется, он увидел немецкие танки, отчего-то забилось сердце, хотя испуга он не ощущал.
Тёмно-серые с чёрной свастикой на броне, танки ползли, как огромные черепахи. В бинокль старшина разглядел, что на впереди идущем танке открыт верхний люк, в котором торчала голова немца в чёрном комбинезоне. «Наверное, какой-то чин, — решил Шпак, — но почему-то у него нет бинокля, стало быть, меня он не видит...» Батарея находилась на стыке наших двух стрелковых дивизий, и по этому участку немцы наверняка нанесли бы удар, попытались бы прорвать нашу оборону.
«Жаркая будет схватка», — с огорчением подумал старшина. Он прошёл к ровику, где была замаскирована пушка, к ней расчёт бойцов подносил снаряды. Был тут и рядовой Буряк.
— А ты чего, Сергей, не своим делом занимаешься? — суровым тоном спросил Шпак. — А где Рябов? Я что-то его не вижу.
— Ушёл в санчасть.
— А что с ним? — насторожился старшина.
— Вчера что-то съел и, должно быть, отравился. Всю ночь не спал.
— Нашёл время лечиться, — проворчал Шпак.
В эту минуту из дальнего окопа, где находились пехотинцы, раздался громкий крик:
— Танки! Сюда идут немецкие танки!..
Чей это был голос, Шпак не узнал, но голос был тревожный, слегка растерянный, хотя танки были ещё далеко. Но Шпак вмиг сообразил, что это очень опасно. Сам он уже имел с танками дело в боях под Москвой в сорок первом. Особенно тяжело ему досталось в сражении под Сталинградом, где впервые из своего орудия он прямым попаданием подавил «тигра» — снаряд угодил ему в железные гусеницы и разорвал их на две части. Танк завертелся на месте, выставив вперёд длинный хобот орудия.
— Молодец, Шпак! — крикнул тогда во всю глотку командир батареи. — Добей «тигра», не то он может пальнуть по нам!
— Заряжай! — скомандовал старшина.
Но сказать что-либо ещё он не успел: «тигр» на минуту замер на месте, потом выстрелил из орудия. Снаряд разорвался метрах в пяти от пушки, вздыбив комья земли с травой. Горячий воздух пахнул Шпаку в лицо, и он упал на землю оглушённый. К нему подскочил наводчик.
— Вы ранены, товарищ старшина?
Казалось, Шпак его не слышал. Он крикнул наводчику, чтобы тот навёл орудие на подбитый «тигр».
— Огонь бронебойным! Чего медлишь?
Заряжающий ловко послал снаряд в орудие и так же ловко закрыл замок. Снаряд попал в бок «тигру», и клубы огня взметнулись кверху. Теперь танк не мог двигаться, он горел, выпуская чёрный ядовитый дым.
«Я мог тогда погибнуть. Рядом со мной стоял заряжающий, его сразил осколок, а мне хоть бы что!.. — подумал сейчас Шпак. — Значит, не судьба...»
Раздумья старшины прервал ефрейтор Рябов, вернувшийся из санчасти. Он прыгнул в ровик, подскочил к орудию и ловко открыл замок.
Шпак подошёл к нему.
— Почему ушли в санчасть без разрешения? — жёстко спросил он. — На батарее боевая тревога, а он, видите ли, лечит себе живот. Не надо жрать всё подряд, тогда и живот не будет болеть. Что, наверное, пил в посёлке молоко?
— Всего-то кружку выпил... — смущённо повёл Игнат бровями. — Оно малость прокисло...
— Ах, так! — воскликнул старшина. — Молочка ему захотелось!.. А мне сейчас бы стакан холодного кваску, а его нет. Что, бросать пушку и бежать в посёлок искать квас?
Рябов, до боли закусив губы, молчал.
— Ты вот что, голубчик: служи на совесть, не то напишу твоей невесте Наташе, какие ты номера откалываешь... Ты здесь защищаешь не только Родину, но и свою любовь к Наташе.
Прошло полчаса, танки уже подходили к первой линии обороны, но были ещё далековато и по артиллеристам огня не вели. Молчала и пушка старшины Шпака.
— Пора нам ударить по фрицам, — подал голос наводчик Сергей Буряк. — Не могу спокойно смотреть, как эти паршивые крысы с чёрными крестами ползут по нашей земле. Я бы душил их своими руками.
— Держи нервы в кулаке! — одёрнул его Шпак.
Старшина в бинокль отчётливо увидел, как танки увеличили ход. Из выхлопных труб повалил густой чёрный дым, он повис над полем, и всё в нём тонуло. Сквозь стены дыма Шпак едва различал танки, спускавшиеся с пригорка к окопам пехотинцев. Наводчик Буряк приник глазами к прицелу, но толком ничего не мог разглядеть в сплошном дыму. Вторая батарея, открывшая огонь, подбила один «тигр», но странное дело — из танка никто не вылез. Наверное, от взрыва заклинило верхний люк и экипаж задохнулся в дыму. «Так им, гадам, и надо, чтобы не лезли на чужую землю», — отметил в душе Шпак, не почувствовав при этом ни раздражения, ни досады. Старшина подошёл к Буряку.
— Что видишь? — спросил он. — «Тигры» ещё есть?
— Пока не
