– Я благодарен. Но приказывать ему не позволю. Тем более, что жизнь мне спас не только он.

Альбин бросил быстрый взгляд через мое плечо туда, где сидел Джеффри. Один из наших охранников по-прежнему постоянно караулил в углу зала, хотя гостей в трактире не было.

Наверное, стоило огорчаться, что купеческий караван прошел мимо, но я радовалась – не пришлось отказывать гостям, таких вещей не прощают. Будут и другие посетители, я прочно в этом уверилась после того, как Джек обмолвился, будто целитель отозвался о моей еде как «на удивление пристойной для трактира». По словам тех, кто давно его знал, это был комплимент. Даже в мое время сарафанное радио работало не хуже любого интернета, а сейчас и подавно.

– Так что? – негромкий и на удивление спокойный голос Альбина отвлек меня от мыслей, в которые я погрузилась, не желая ничего решать. – Мне велеть седлать коня? Я ничего не приму из рук той, кому не верю.

Глава 36

– Я не желаю вам зла, милорд, уж в этом вы должны были убедиться, – сказала я, и щека Альбина дернулась при слове «милорд».

– Знаю, – согласился он. – Знаю также, что ты была одной из тех, кто спас мне жизнь. И все же я настаиваю.

Я встретилась с ним взглядом. Альбин не пугал и не шутил. Он действительно готов был уехать, если не получит ответов, которые его удовлетворят. Нельзя сказать, что я не понимала этой настойчивости – я бы сама на его месте задавалась вопросами и оскорбилась недоверием. А уж человек, привыкший ждать ножа в спину, и вовсе не потерпит рядом с собой ничего загадочного.

Он для себя все решил, но я-то нет! Еще вчера было понятно, что Альбин начнет задавать вопросы, а я так и не знала, что отвечать. Пролежала всю ночь с закрытыми глазами, не шевелясь, чтобы не разбудить сестер. Слушала, как за стеной грохочет море – ветер к ночи превратился в настоящий шторм – гоняла в голове одни и те же мысли, и так ни к чему и не пришла.

Альбин для себя все решил, так, может, пусть уезжает? С глаз долой, из сердца вон и так далее, я ему не пара, и все равно ничем хорошим это не кончится.

При этой мысли внутри словно что-то оборвалось.

– На берегу. – сказала я.

Если отойти от тропы чуть ближе к обрыву, даже с крыши конюшни нас не увидят. Или, наоборот, пусть лучше видят, что мы разговариваем, и больше ничего? Я продолжила:

– Шторм стих, и там найдутся камни, чтобы вам удобно было сесть.

– Ничего, я и постоять могу, – хмыкнул Альбин и взялся, наконец, за ложку.

Хорошо, что сегодня в доме я одна. Фил еще до рассвета уехал в город с Юбером сбыть с рук трофейных коней и заранее предвкушал, как привезет нам подарков. Девочки снова пошли в деревню прикупить продуктов, договориться, чтобы это не мы бегали, а нам привозили молоко, сливки и рыбу. Пока отец был жив, так и делали, но после его смерти дела пошатнулись. Заодно требовалось заказать у кузнеца сковородки и кое-что по мелочи. Годфри, как и в прошлый раз, пошел их сопровождать.

В трактире осталось только два мага, не считая раненого, и это меня немного тревожило – в конце концов, Гильем точной даты не назначал и мог явиться в любой день. Но Эгберд сказал, что мне не стоит беспокоиться: если вчерашний шторм застал Гильема где-то поблизости, то сегодня ему будет не до меня, а если он далеко, то и не появится. Поверив ему, я не стала беспокоиться, других поводов для волнений хватает.

Альбин исчез, опустошив тарелки. Я задержалась помыть посуду и потратила на миску и кружку куда больше времени, чем следовало бы, где-то глубине души глупо надеясь, что проблема рассосется сама собой.

Когда я спустилась к берегу, Альбин сидел на краю пляжа, почти под отвесной стеной, уходящей в море – тоже сообразил, какая часть берега не просматривается сверху – и крутил что-то в руках. У самых его ног валялась раскрытая шкатулка, сверкающая так, что глаза слепило.

Альбин обернулся ко мне всем телом. Разглядев, что у него в руках, и я остолбенела, не веря своим глазам. Картофелина. Самая настоящая картофелина!

– Откуда это у тебя? – выдохнула я, разом забыв, что у нас намечался серьезный разговор, который может плохо для меня кончиться.

– Что – это? Вот это? – Он шевельнул ногой шкатулку. – Море выбросило. Часто тут такое?

– Случается. Я слышала, где-то севернее есть риф, который виден только во время отлива, а на высоте прилива над ним, наоборот, спокойно проходят корабли. Но когда начинается шторм, горе тем, кто окажется рядом.

– Понятно. – Он ухмыльнулся, подбрасывая картофелину на ладони, будто гальку. – Ты же помнишь, что невостребованные корабельные грузы принадлежат короне?

Что? Отдать королю картошку? Чтобы он в лучшем случае посадил ее на клумбе и украсил цветами платье своей фаворитки, а в худшем картофелина сгнила, завалявшись на каком-нибудь складе контрафакта или как тут называется место, куда положено передавать такие вот «невостребованные» грузы?

– А, может, короне не стоит об этом знать? – заискивающе проговорила я. Толком разглядеть клубень не удавалось, но, кажется, он, хоть и побывал в морской воде, остался крепким и без пятен гнили.

Альбин приподнял бровь, разглядывая меня.

– Его величество, конечно, не обеднеет, но на это можно купить пару таких деревень, как та, что рядом. Не думал, что ты настолько жадная.

Я сникла. В самом деле. Если картошку везли в том ларце, что сейчас стоял у ноги Альбина, ее считают драгоценностью. Да она в самом деле драгоценность, через Атлантику провезли, в единичном экземпляре.

– А, может, я верну? – попыталась поторговаться я. – Осенью верну две такие. Обещаю, что выберу самые крупные.

На лице Альбина появилось недоумение.

– Это как?

– Выращу и верну.

Он поднялся с камня, шагнув ко мне. Мягко произнес:

– Кажется, тебе нехорошо. Пойдем, провожу в дом и усыплю заклинанием. Прости, мне следовало подумать, что вчерашнее слишком страшно для девушки. Отложим все серьезные разговоры, пока ты не придешь в себя.

Он размахнулся, намереваясь швырнуть картофелину в море. Я в два шага преодолела расстояние между нами, прежде чем успела подумать, клубень скакнул из руки Альбина мне в ладонь.

– Совсем сдурел?! Выбрасывать такую ценность, сам же сказал, что на нее две деревни купить можно!!!

Выражение лица Альбина стало… неописуемым.

– Постой. Я вот