– Прошу прощения, сэр Максимиллиан. Вы не хотите отдохнуть и поесть?

Он смерил меня взглядом, под которым мне захотелось пригладить волосы. В голове сами собой завертелись вопросы: нет ли пятна на юбке? Достаточно ли свежа сорочка, край которой виднеется в вырезе платья? Целитель окинул таким же взглядом трактир – я мысленно заметалась, не в силах вспомнить, когда мы в последний раз протирали дверные ручки. Вроде недавно? Или нет?

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Я сказал, – ответил Эгберд прежде, чем я открыла рот. – И предупредил, что вас нужно хорошо накормить.

Не церемонясь, целитель подошел к очагу, разглядывая котлы. Эгберд хмыкнул.

– Не пугайте девочку, сэр Максимиллиан. Мы не первый день здесь, и еда добрая, никто животом не маялся.

Целитель вздохнул, опустил плечи и словно стал старше лет на десять.

– Вы оба правы. Я бы не отказался от еды и отдыха. Спасибо.

Я подала ему еду и добавила:

– Если хотите, я постелю вам в свободной комнате. Поспите пару часов, потом уедете.

Он недобро зыркнул.

– Надеешься содрать с меня побольше?

Похоже, уставшие люди раздражительны и капризны во всех мирах. Что ж, постояльцы бывают разные.

– Мне сказали, что господин капитан стражи не умрет. Вы спасли мою семью от гнева лорда, и это самое малое, чем я могу отблагодарить.

Целитель провел над едой ладонью точно так же, как Эгберд над кувшином. Осторожно попробовал, после чего зачерпнул полную ложку.

– Не меня, а Господа, – сказал целитель, прожевав. – Я – лишь орудие в руках его. А еще Эгберда за то, что хватило ума не запихнуть кишки обратно в рану. – Он оборвал себя. – Впрочем, тебе это неинтересно.

А остальным не стоит знать, что даже господин целитель лорда не всесилен? Или я додумываю лишнее?

Ел сэр Максимиллиан безо всяких эмоций, но я не обиделась. Наверняка маг так вымотался, что почти не чувствовал вкуса. Съедобно, силы подкрепит – и хорошо. Я поставила перед ним чай. Целитель принюхался.

– Чабрец, мелисса, мед, – сказал он. – И что-то еще, не пойму…

– Земляничные листья.

– Годится, хотя мне бы сейчас лучше родиолу или горчичник.

– Прошу прощения, милорд, но такого у меня нет.

Понятия не имею как выглядит и то, и другое, хотя про родиолу наслышана, конечно. У кого бы узнать? Найти время и потолковать с деревенской знахаркой, старухой Бертой? А хватит ли у меня знаний отделить правду от опасного вымысла? Травки-то – штука далеко не безобидная.

– Не за что извиняться. У тебя трактир, а не аптека. И без того странно, что у тебя травы нашлись, Эгберд, поди, тоже сказал, что я хмельного не выношу?

– Он. А трав, вон, целый луг через дорогу.

Целитель кивнул и снова потерял ко мне интерес. Пил чай медленно, маленькими глотками, словно оттягивал момент, когда придется снова влезать в седло и трястись в замок. Я не стала второй раз предлагать остаться и отдохнуть. Один раз услышал, дальше ему решать. Наконец целитель отставил пустую кружку и поднялся. Повинуясь взгляду, встали и парни, сопровождавшие его сюда.

– Я вернусь, – сказал Джек, и я почему-то вспомнила про одежду, деньги и мотоцикл. – Приготовь комнату для нас троих и еду. Расплатимся, когда будем уезжать.

– Ах, да, – спохватился целитель. Бросил на стол три пенса. – Надеюсь, этого достаточно.

Этого было более чем достаточно.

– Благодарю, сэр Максимиллиан.

Стихли копыта, охранники тоже разбрелись кто куда. Эгберд отправился присмотреть за Альбином, Годфри – караулить на улице, а Юбер и Джеффри после общения с целителем так и не спустились вниз. Насколько я поняла, после магического излечения следовало отоспаться как следует, чтобы восстановить силы.

Я мыла посуду, полоскала белье, готовила комнату новым постояльцам, а в голове было пусто, словно все мысли просто испарились. Иногда хорошо, что можно просто работать, ни о чем не думать и откладывать время, когда придется решать, говорить ли правду или молчать. Потому что и то, и другое не сулило ничего хорошего.

Альбин встал на ноги уже на следующее утро. Спустился в зал – осунувшийся, еще бледный, но на человека, собравшегося на тот свет, он уже не походил. Об ожоге на половину лица напоминала лишь тонкая, как у ребенка кожа, особенно заметная на контрасте с щетиной. Забывшись, я шагнула навстречу – коснуться, ощутить этот контраст кончиками пальцев, губами. Убедиться, что все виденное вчера осталось воспоминанием, которое скоро сотрется.

Я обругала себя – человек только-только со смертного одра поднялся, а у меня одно на уме. Отвернулась, чтобы скрыть запылавшее лицо, но смешок Альбина показал, что уловка не удалась.

– Накормишь? – спросил он, подошел близко, слишком близко, вроде бы не касаясь, но его присутствие за спиной я словно ощутила всем телом.

– Знаю, что не ко времени, но живот к хребту прилип, – добавил он.

Так непривычно было, что он просит, а не приказывает.

– Конечно. Садитесь, сейчас согрею поесть.

От ответной улыбки перехватило дыхание. Альбин не сводил с меня глаз, будто в целом свете не было ничего важнее. Но когда я подошла подать еду, спросил очень тихо и очень серьезно:

– Где мы можем поговорить так, чтобы нам не помешали?

Сердце ухнуло в пятки, пропустив удар, а потом заколотилось, как ненормальное. Зря я надеялась, что он сделает вид, будто ничего не понял.

– Просто поговорить, – сказал Альбин, видимо, не так истолковав мою растерянность. – Я не имел в виду ничего неподобающего.

Может, не надо? Я ведь по-прежнему не знаю, как поступить. Фил назвал меня божьей посланницей, но то Фил.

– Простите, у меня много дел.

Альбин жестко усмехнулся, на миг став тем человеком, который велел мне ложиться и задирать юбку.

– В таком случае, я уезжаю прямо сейчас.

Я охнула.

– Но целитель велел…

Целитель запретил ему даже думать о том, чтобы влезть в седло. Велел провести в постели еще два дня и на третий послать за ним, чтобы осмотреть и решить, выздоровел ли раненый, или ему стоит еще поберечься.

– Да плевать я хотел, что там эта клистирная трубка велела!

Такое пренебрежение не просто покоробило, я едва удержалась, чтобы не надеть Альбину на голову миску с супом.

– А ты ничего не забыл?

– Не забыл, я его с пеленок знаю. Сэр Макс со всеми обходится, как с несмышлеными детьми, а я давно не ребенок.

– Он тебе жизнь спас, между прочим! – рявкнула я. Тарелка встала на стол чуть жестче, чем следовало, суп едва не выплеснулся. – Не способен уважать тех, кто ниже тебя по рождению, так хоть