совпадению». Это различение двух родов (сфер) протекающих процессов позволяет определить «целесообразную закономерность» (пусть даже вероятностного типа) от стихийных, случайных процессов, не соответствующих человеческой природе органическим образом. Стохастичность не есть синоним субъективно привносимых связей и зависимостей: дуализм социально-экономических процессов отнюдь не означает волюнтаризма в стихийном социально-экономическом взаимодействии. Во всяком случае детерминизм и вероятность органически переплетаются между собой, образуя две стороны единого процесса познания – номографического и идеографического. Первая сторона, как показал А. А. Чупров, имеет своим идеалом установление «законов природы» – причинных соотношений между возможно простыми явлениями, между элементарными причинами и следствиями: «Располагая знанием исчерпывающей системы такого рода законов природы, мы были бы в состоянии охватить своим взором обусловленность всего, что совершается в мире: как сложны бы ни были интересующие нас процессы, в их закономерной необходимости не оставалось бы для нас ничего утаенного; мы могли бы реконструировать их ход синтетически, путем планомерного комбинирования элементарных причин и следствий с той же степенью наглядности, до какой доходит наше понимание механизма сложной машины, если мы сами соберем ее из мельчайших составных частей»[128].

Этот идеал номографического знания и лежал в основе первоначального варианта СОФЭ, не учитывавшего должным образом стохастичность социально-экономических процессов, совершающихся «по совпадению», а не «по природе», укладывающихся в строгие рамки «законов природы».

Первоначальный вариант СОФЭ как раз и предполагал реализацию идеала номографического знания: путем комбинирования элементарных причин и следствий сконструировать механизм функционирования экономики, отвечающий законам природы. Обвинение в субъективизме с самого начала было некорректным; нормативно-задаваемое состояние экономики рассматривалось под углом зрения соответствия основному закону развития этой экономики. Беда состояла не в субъективизме, а в некотором упрощении самого идеала номографического познания: обеднялось объективное содержание самоцели общественного развития, игнорировались не поддающиеся формализации духовные компоненты человеческой природы. По существу игнорировалась уникальность, самобытность каждой индивидуальной человеческой личности: даже функция предпочтения формулировалась для «среднего» члена общества. Свойства массового поведения потребителей возводились в ранг элементарных законов человеческого поведения, как будто уникальность человеческой психики может быть выяснена на рыночной площади. Прогностическая функция СОФЭ была несравненно более развитой, чем официальная политическая экономия, но «конструктивная» политическая экономия С. С. Шаталина не простиралась далее ограниченного горизонта поведения потребителей на рынке; поэтому он справедливо называет себя «рыночником» – вопреки обширной и многотомной полемике его со сторонниками «социалистического товарного хозяйства». В рамках «конструктивной» политической экономии почти не оставалось места для неформализуемых духовных компонентов человеческой психики, для уникального анализа многообразия, мотивации человеческих действий. Нормативно задаваемое состояние конструировалось из немногих «аксиом» – подобно конструированию механизма сложной машины из элементарных причин и следствий.

Однако идеал номографического знания не поднимается до уровня системного познания, когда имеют место исключительно сложные и многообразные исторические события. Многообразные формы проявления духовной жизни человечества не могут быть уложены в рамки причинно-следственной схемы или «аксиоматического» выведения всех богатых образов конкретного из простых, хотя бы и верно сформулированных исходных положений. Номографическое знание предполагает объяснение мира с позиций точного определения понятий и категорий в терминах детерминизма, исключая по существу ошибки и упущения, неизбежные при системном описании многотипных образов конкретного. Напротив, идеографическое описание ставит задачей воспроизведение конкретного во всем богатстве его жизненных проявлений, уделяя главное внимание специфическим особенностям данного уникального исторического события. Разумеется, идеографическое познание также поднимает единичное в особенное, а последнее – сводит ко всеобщему, т. е. формулированию закона. Но это принципиально иные законы: они не причинно-следственные, а законы-тенденции, своего рода стохастические и вероятностные соотношения, описывающие явления и процессы как равнодействующие силы в условиях неопределенности и непредсказуемости конкретных причин и следствий, По этому поводу А. А. Чупров писал: «Вопросы практической жизни не позволяют удовлетвориться знанием номографического порядка: сколь совершенна ни была бы выработанная нами номографическая система, как исчерпывающе полно ни охватывали бы мироздание раскрытые нами вечные законы природы, мы в своей практической деятельности не будем в состоянии опереться на них, если не присоединятся к ним сведения иного рода, – не общего, а конкретного содержания, не такие, что равно приложимы к нашему времени и ко всем временам допотопным, на земле и на неподвижных звездах, а напротив, ближайшим образом приуроченные к тесным рамкам времени и места. Потребность в подобного рода знании неоспорима»[129].

Идеал идеографического знания реализуется в социально-экономических исследованиях через посредство подробного описания социально-психологической мотивации экономического поведения. В условиях экономического плюрализма каждый субъект хозяйствования руководствуется своими, уникальными мотивами, не сводимыми к обычным мотивам извлечения максимальной выгоды. Можно предположить, что хозяйствующим субъектом преследуются альтруистические побуждения – и в этом случае он способствует достижению максимальной хозяйственной пользы. При моделировании такого рода экономического поведения за основу следует принимать уникальность человеческой психики, и знание ее действительно неоспоримо. Но значит ли это, что духовная компонента человеческого поведения лишена объективного основания? По нашему убеждению, она имеет несравненно более существенные предпосылки, чем исследование мотивации продавцов и покупателей для объяснения объективации экономических ценностей. Побудительные мотивы рационального экономического поведения могут быть действительно уникальными, но и они имеют основания в экономической лимитации. Свобода выбора в сфере хозяйственной деятельности не может быть абсолютной, хотя мотивы, которыми руководствуются хозяйственные субъекты, могут и должны быть неповторимыми. Приуроченные к определенным рамкам времени и пространства, мотивы экономического поведения приобретают характер определенного рода игры – со своими правилами и нравственными закономерностями. Но эти закономерности сами суть отражение наличных форм экономической лимитации, хотя и носят на себе стохастическую, вероятностную природу. Это отражается на свойствах тех оценок, которые получаются в результате решения игровой ситуации: с одной стороны, они имеют относительную устойчивость, что отражает «плановость», регулируемость социально-экономических процессов, их «целесообразную закономерность», а с другой, – они носят ярко выраженную вероятностную природу, вытекающую из стохастичности, неопределенности хозяйственной ситуации, хотя и лимитированной данными социально-экономическими условиями.

Основной и имманентный дуализм социально-экономических процессов находит, таким образом, наиболее яркое выражение в двойственной природе экономико-математических оценок: элемент «плановости», «твердости», «устойчивости», «регулируемости» их конкретной величины вытекает из целесообразной управляемости, планомерности социально-экономических процессов при нахождении этих оценок методами математического программирования всех видов, (включая и нелинейное программирование), а их вероятностная природа есть следствие учета стохастичности, неопределенности, вероятности протекания социально-экономических процессов под влиянием многочисленных факторов (наличия разного рода «возмущений», неполноты исходной информации, колебаний самого процесса воспроизводства в неограниченном интервале времени, неопределенности вовлечения ингредиентов хозяйственного процесса в экономический оборот). Первый аспект (сфера) придает устойчивость получаемым объективно обусловленным оценкам, почему они и могут служить орудием сознательной оптимизации народного хозяйства, а второй аспект, отражая случайные и стохастические элементы взаимодействия ингредиентов хозяйственного процесса, позволяет им варьировать в определенных пределах, обусловленных конструкцией данной задачи на оптимум.