пошёл к японке? Что он просто использовал головную боль как повод? Да нет, глупость. Такого не может быть. Мари сама направила его в медчасть, а теперь он чувствовал себя столь ужасно, что не передать словами. Фантомное чувство вины съедало его, Волков не знал, в чём виноват, но готов был вилять хвостом и скулить, как собака, которую ругает хозяин и которая своим скудным умишком не в состоянии осознать, что натворила.

Взяв себя в руки, Дима поднялся с пола. После смены нужно непременно подойти к Мари и во всём разобраться. Если он обидел её, то будет готов на всё: молить прощения, драться за неё, даже умереть, лишь бы добиться прощения. А сейчас пусть девушка спит. Волкову нужно зарядиться кофеином, поговорить с Крисом и на дежурство. Таблетку он решил пока не пить, чтобы не повлияла на сердце, так что, быстро влив в себя полчашки кофе, Дима, по инерции, не думая ни о чём, вымыл чашку и пошёл во второй модуль навестить Ламбера.

* * *

Он постучал, и неровный голос француза разрешил войти. Дима открыл дверь и встретился взглядом с Крисом. И ни с того ни с сего, глаза Ламбера стали злыми, чуть ли не переполненными ненавистью. Что же творится? Неужто француз так и не простил его за вчерашнее?

– Крис… привет. Слушай, я зашёл извиниться. Это было чисто на эмоциях, неправильно, я не имел права так с тобой поступать. Мне искренне жаль, – Дима с трудом строил фразу и выговаривал её дольше, чем нужно, но Кристоф слушал его, стиснув зубы.

– Знаешь, Волков, – сказал тот в ответ, – наглости тебе не занимать. Ты ещё и рассказал обо всём. Это она тебя отправила?

Странно, что значит «она отправила»? Кто? Джессика? Мичико? Мари? При мысли о последней ему снова стало больно, тем более, в комнате ещё чуть ощущался запах, как будто она была рядом.

– Никто меня не отправлял, я сам решил зайти. Надо было сказать ещё вчера, но было так неловко и стыдно…

– Ах, это началось вчера? – выкрикнул Крис, перебив его, – и что, совесть взыграла? Предательство и измена нынче делают неловко и стыдно?

– Крис, ну мы вспылили, извини. Мы все виноваты, но мне особенно стыдно перед тобой, и я решил зайти. Не думал, что ты так отреагируешь.

– Так отреагирую? Ты что мелешь, дурачина? – Ламбер вскочил и, нервно дрожа, навис над Димой, почти как Айзек вчера. – А как мне ещё реагировать? Мы с Мичико давно вместе! Уже несколько лет! Она – всё, что у меня есть! И ведь она ещё защищала тебя, мол, Крис, не надо Диму обижать, а оказывается, вы за моей спиной…

– Крис, Крис, ты о чём? – заорал уже и Волков, – какая Мичико? Почему вы все докопались до меня с Мичико?! Я извиниться пришёл за вчерашнее, за то, что я тебе наговорил лишнего!

На лице у француза мелькнуло недоумение, он слегка обмяк, но тут же собрался, уже, правда, без нервной дрожи, и снова начал кричать:

– Волков, прекрати врать! Ты врёшь, Мими врёт, – он схватил планшет и потряс перед его лицом какими-то сообщениями, которые Дима не разглядел, – какие же вы оба подлецы! А за вчерашнее, к слову, я тебя ещё вчера простил, нечего переводить тему!

Дима смотрел на Ламбера, и до него постепенно доходило. Когда Мичико сказала, что у них что-то есть с Крисом, она не уточнила, что имеет в виду многолетние отношения. Волков крутился вокруг неё весь год в полете, а француз терпел это, лишь отпуская колкости в его сторону. Господи, какая выдержка! Но сейчас, почему-то, и он, и Мари решили ни с того, ни с сего, что у него что-то с Мичико. Откуда появилась такая идея? Это, очевидно, не совпадение.

– Что ты стоишь? Отнял у меня женщину, отнял колонию, может просто убьёшь меня, а, русский? – голос Ламбера был полон вызова и готовности сражаться и умереть за свою Мичико, как пять минут назад сам Дима был готов сражаться и умереть за свою Мари. Весь гнев тут же потух, и он произнёс настолько мягко, насколько мог в своём состоянии и, к тому же, с больной головой:

– Крис, друг. За то, что я крутился возле Мичико весь этот год, я прошу меня простить. Я не знал. И никому не скажу о вас, раз уж вы сами не говорите. Но я не готов извиняться ни за что иное, потому что между мной и Мичико никогда и ничего не было. Она меня отшила один единственный раз, и я прекратил. Мне вообще нравится другая, и она сейчас тоже почему-то наорала на меня из-за якобы моей связи с Комацу. Но Крис, ничего не было. С чего ты взял, с какого перепуга решил, что я и Мичико, что мы…?

Он не договорил вопрос, поскольку Дима неожиданно поперхнулся. Крис смотрел на него, и ненависть во взгляде уступала место непониманию. Гнев уменьшался, а дрожь нарастала, и француз, держась за стол, медленно сел. После этого он опустил глаза и схватился за голову.

– Крис, – Волков прокашлялся и продолжил, – не было ничего. Помоги мне понять, откуда идёт такая информация! Это и тебя успокоит, и ту, которая дорога мне. Пожалуйста, поверь мне, Крис.

Несколько секунд Ламбер молчал, тяжело дыша и хлюпая носом, как юнец, чудом избежавший драки. Дима часто видел таких ещё в армии, да и сам оказывался на их месте. Иногда ты распаляешься и готов идти с голыми кулаками на троих с ножами, но потом, когда схватки удалось избежать, тебя словно парализует. Адреналин уходит, а ужас остаётся и сковывает тело и душу, не даёт ничего сделать, кроме как тяжело дышать и хлюпать носом.

– Эта девушка Мари, так ведь, Дим? – спросил наконец Кристоф.

– Да, Мари. А как ты понял?

– Просто мы с ней стояли на кухне, когда он вошёл, и сказал, что застал вас с Мичико…

Сердце Димы застучало в бешеном ритме. Он прекрасно понял, о ком идёт речь и хотел немедленно развернуться, побежать обратно в четвёртый модуль, ввалиться в комнату к Шану и бить его, пока тот не истечёт кровью. Бить за каждую слезинку Мари, бить за чуть не сошедших с ума себя и Криса, бить за напрасно оболганную Мичико. Как посмел этот человек нелепой клеветой чуть не разрушить несколько судеб? Как можно быть таким мерзким подонком?

– Дима… – Ламбер снова встал, – Дим, не трогай его. Ты же понял, кто