Глава 3.

Через три дня Бронфельд и Амир зашли за Даниэлем в «Русскую книгу» перед закрытием. Писатель притащил очередной роман – на этот раз психологический триллер под оригинальным названием «Нырнуть в бездну». Он сам поставил выставочный экземпляр на свою полку и остальные по-хозяйски отнёс на склад, где ему уже был отведён отдельный стеллаж.

Амир оглядел торговый зал и поинтересовался, нет ли чего-нибудь по-арабски. Малыш не понял, была ли это шутка – лицо араба ничего не выражало.

– Разве что кофе, – предложил он и отвёл гостя в подсобку, где стоял аппарат, который из капсул мог выгнать любой кофейный напиток.

Араб скептически оглядел прибор.

– Спасибо, Даниэль. Ты иди занимайся своими делами. Скажи только, у вас есть чайник и молотый кофе? Я себе сам грязь сделаю.

– Грязь? – Малыш замешкался, он не знал, стоит ли оставлять вражеского агента без присмотра. Заложит бомбу или яд в кофейный аппарат подсыпет…

– Малыш, можешь идти. Всё под контролем, – успокоил его Буратино.

– Грязь – так называется кофе, заваренный прямо в чашке. Всё лучше, чем порошок из аппарата, – почти одновременно с «внутренним голосом» ответил араб.

Когда они вышли на улицу, Малыш встал, задрав голову. Предзакатное небо было апокалиптически красным, по нему из невидимого центра, прячущегося где-то за горизонтом гор, веером расползались перистые фиолетово-розовые облака.

– Что это? – спросил Малыш.

– Так бывает в Иерусалиме, – гордо изрёк Писатель, словно краса сия была отчасти и его заслугой. – Куда пойдём?

По предложению Амира, они пошли вкусить настоящей шава́рмы.

Араб заявил, что чтобы ни говорили завистники и жалкие подражатели, а в особенности всякие греки и турки, это блюдо придумали именно арабы. Именно шава́рмой, как её правильно называют, а не шаурмо́й угощали пророка Муха́ммеда во время его знаменитого визита в Иерусалим. И он, Амир, отведёт их сейчас примерно в то самое место, где это происходило.

– Постой-ка! – воскликнул Бронфельд. – Это какой-такой визит? Насколько я знаю, Мухаме́д один раз за всю жизнь только из Мекки в Медину переехал, и всё, вроде больше нигде и не был…

– А он проездом, – наверное, пошутил Амир.

– Э-э-э… Так не по дороге же совсем, – не унимался Писатель.

– Ну, значит, крюка дал. Что ему на Бура́ке33, сложно, что ли? Какой же ты душный бываешь, Лев… – араб сделал вид, что хочет ударить Бронфельда в живот.

Тот смешно испугался, выставил судорожный, неуклюжий блок и пробурчал:

– Я не душный, я дотошный, писателю без этого нельзя.

– А как всё-таки правильно Муха́ммед или Мухаме́д? – решил уточнить Даниэль.

– Это разные имена, – ответил Амир, и снова было непонятно: шутит он или серьёзно.

Шава́рма действительно оказалась волшебной, хоть и подавали её в помещении неуютном, больше похожем на столовую. Причём столовую, которую курирует санинспектор, явно не брезгующий брать на лапу. Хозяин заведения очень обрадовался Амиру и обслужил его с друзьями по-царски. Кроме основного блюда им принесли ещё шашлычки из куриных сердечек и сочные бараньи кебабы.

Насытившись, попросили кальян и приступили к беседе. Для начала Амир напомнил Даниэлю их предыдущий разговор о возможности бессмертия и попросил не воспринимать его как шутку.

– Тогда ответь мне на один вопрос, – попросил Даниэль. – Ты действительно думаешь, что бессмертие кому-то нужно?

– Конечно!

– Мне, например, нет, – заявил Даниэль.

Араб иронично поднял брови.

– И что же ты имеешь против?

– Во-первых… – начал было Даниэль.

– Во-первых… во-вторых… – перебил его Амир. – Знаю я все эти аргументы. Хочешь, я сам перечислю, а ты добавишь от себя, если будет что. Идёт?

Малыш не возражал.

– Во-первых, скука, – араб поднял кулак и отогнул мизинец. – Ты живёшь-живёшь, а потом тебе надоедает… Люди, которые слишком долго живут, страстно желают смерти. Бла-бла-бла… Так?

– Конечно! – уверенно подтвердил Даниэль.

– Тогда давай условимся: мы не рассматриваем вариант бесконечного существования в дряхлом, ни на что не способном теле. Ты либо существуешь в некой «Матрице», в которой ты молод и красив, и окружают тебя такие же молодые и красивые, либо получаешь новое тело для бренного существования. В этих условиях бессмертие. О’кей?

– Допустим.

– Следующий момент. Знаешь, почему старики испытывают смертную тоску?

Даниэль пожал плечами.

– Я о физиологическом аспекте, а не о пресыщенности жизнью и понимании её ничтожной сути. Я о том, что к определённому возрасту почти прекращается выработка гормонов, которые поддерживают интерес не только к противоположному полу, но и к жизни в целом. Так вот, этого тоже нет. Нет физиологической тоски и половой импотенции. Нет мозговой усталости из-за возрастного разрушения серого вещества. Нет Альцге́ймера и Паркинсо́на. О’кей?

– Допустим.

– Значит, первый аргумент «скука» – не аргумент! Согласен?

Даниэль вздохнул и кивнул. Всё это время Амир держал мизинец оттопыренным, араб наконец заметил это, удивился и убрал руку.

– Тогда следующий аргумент. Родные, близкие. Все умрут, а я останусь. Дети растут, стареют и умирают у меня на глазах… Грусть, печаль, тоска. Так?

– Обязательно, – Даниэлю стало интересно, как араб победит этот железный аргумент.

– А давайте не будет рассматривать вопрос о бессмертии в таком эгоцентрическом формате! – призвал Амир. – Имморталити или всем, или никому! Все вокруг готовы разделить с тобой тяготы вечного существования. Друзей не нужно хоронить и гадать, кто следующий. Из свадебной клятвы удалены слова «Пока смерть не разлучит нас». Дети вырастают, со временем разница в возрасте с ними нивелируется, и вы превращаетесь в самых близких друзей… Нет второго аргумента, Даниэль?

– Получается, нет.

– Тогда третий. Что вся эта бессмертная кодла жрать будет? Перенаселение, голод, социальное угнетение, война…

– Ну, этот я сам могу развенчать, – отозвался Даниэль. – Я делал исследование по этому поводу… – он спохватился. – Так, для себя… Так вот. Ресурсов планеты хватит ещё на десять таких населений, как сейчас. Опасность перенаселения преувеличивают для того, чтобы объяснить бедственное положение одних и роскошную жизнь других. Дескать, на всех уже не хватает.

– Перенаселение… – словно издеваясь над словом встрял Бронфельд. – А вы помните, господа, как взвыли фарисеи всех мастей, когда медицина победила рак лёгких? Катастрофа. Голод. Рак – естественный регулятор численности. Идиоты с транспарантами: «Не мешайте грешникам умирать!» или «Рак – десница божья». То же самое примерно…

– Я тогда школу как раз заканчивал, – вспомнил Малыш. – Мы как-то наткнулись на такую надпись на стене: «Руки прочь от рака!». Кто-то подписал в начало – «Грека».

Бронфельд подумал несколько секунд и усмехнулся, Даниэль тоже, а потом они увидели недоумевающий взгляд Амира, тот спросил:

– При чём здесь греки? Лекарство же не они придумали…

– Ой,