– То есть? – спросил Даниэль с вызовом, ему не понравилась такая безапелляционность.

Амир холодно посмотрел на него.

– Представь. Смотрит человек замечательный фильм, полный добра и любви и пропитанный презрением к злу и ненависти. Исполняется бурным восторгом в конце или даже плачет от переизбытка чувств. А потом, на утро, возвращается к своим обязанностям пыточного палача, управляющего банком или, того хуже, президента какой-нибудь страны. И про фильм этот вспомнит только во время кофейной паузы, чтобы обсудить с коллегами, а потом пойдёт дальше выбивать молотком зубы, считать проценты по кредитам или планировать реформу образования.

Араб проглотил последнее кольцо кальмара и, промокнув салфеткой рот, отпил вина.

Даниэль хотел возразить, но вспомнил наставления Карлсона, вспомнил, зачем он здесь, и не стал задираться.

– Ты тоже пишешь? – спросил он. Разговор происходил на иврите, поэтому вежливое «Вы» в нём отсутствовало.

– Нет.

За него пояснил Бронфельд:

– Амир занимается… ммм… как бы это сказать?.. формированием общественного мнения в морально-этических и религиозных аспектах.

Даниэль удивлённо уставился на араба.

– Что это за работа такая?

Вместо ответа тот полез во внутренний карман пиджака.

– Смотри, что у меня есть.

На его ладони оказалась маленькая металлическая коробочка, в которой лежал зелёный кирпичик.

– Нюхай! – велел он.

Даниэль взял коробочку двумя пальцами. Запах был приятный, цветочно-фруктовый, но с одной достаточно характерной ноткой.

– Что это?

– Ароматизированный иранский гашиш для кальяна. Как говорил мой отец, мир праху его: «Хочешь узнать человека – покури с ним кальян», – серьёзно сказал Амир.

– А он точно кальян с гашишем имел в виду? – на всякий случай уточнил Даниэль.

– Точно, – араб прикрыл глаза и покивал головой.

– А тут и кальяны есть?

– Конечно, есть! Иначе бы нас здесь не было, – араб сделал знак официанту.

Дальше всё утонуло в синем кальянном дыму, из которого периодически выныривали то круглая голова Льва, то узкое лицо Амира и изрекали плохо связанные между собой сентенции.

Амир говорит:

– Гашиш забрал у меня улыбку. Выдаёт на время, когда я прихожу к нему в гости.

И скалится джинноподобно.

Бронфельд говорит:

– А знаете, почему старики так любят отращивать бороды?.. Потому что морда становится стрёмная, надо же чем-то её прикрывать!

Это странно, не к месту, но всем почему-то кажется очень забавным.

Тут Даниэль решает, что это самый подходящий момент, чтобы впервые обнародовать мысль, которая недавно пришла к нему в голову во время смены в магазине.

– Высшее образование – это возможность обслуживать богатых пидорасов в самостоятельно выбранной позе.

Фраза производит фурор. Компания веселится так, что на них оборачиваются посетители и официанты.

– Сам придумал или вычитал где? – интересуется Бронфельд.

Даниэль кивает.

– Сам.

Тогда Писатель предлагает:

– Слушайте, а давайте сами себя цитировать. Вот у меня, например, такое есть. Если каждый раз, когда начинаешь новое, старое кажется чепухой, значит, одно из двух: либо ты растёшь над собой, любо всю жизнь чепухой занимаешься.

Мысль кажется глубокой. Все загадочно улыбаются. Потом вступает Даниэль:

– Когда я хочу радости простого человеческого общения, я сажусь играть в шахматы.

– Ну такое… И мизантропией попахивает, – на правах зачинщика турнира Бронфельд берёт на себя ещё и функцию судьи. – А вот вам цитата из книги, которую я сейчас пишу. Худшее, что может случиться с человеком, – это смерть, так почему же именно она, как награда, ожидает нас в конце пути?

Все кивают печально. Тогда говорит Амир:

– Чтобы разглядеть хорошее – много ума не надо. Ум нужен, чтобы видеть плохое. Оно как дефекты в бриллианте, которые замечают только специалисты, потому что знают, что хотят разглядеть, где и под каким углом. Глупцы живут счастливее, потому что гораздо большее доставляет им радость.

Писатель радуется.

– Точно! Хорошее само в глаза бросается, а вот плохое ещё разглядеть нужно.

Даниэль не разделяет его восторгов.

– То есть, если применить сюда теорию пределов, получается, что человеку с идеальным вкусом вообще ничего не должно нравиться?

Взгляд араба становится жёстким. За столом повисает тяжёлое молчание. Потом Амир начинает смеяться. Остальные тоже.

Даниэль булькает кальяном и хлюпает пивом. Потом говорит горячась:

– Да нет, правда! Люди делают вид, что все хорошо. Если все плохо у человечка – значит он неудачник, не умеет жить. Деструктивный элемент. Несёт в себе негатив. А разве мало в мире безобразных вещей, которые достойны ненависти? Хватит делать вид, что все хорошо! Мир ужасен и несправедлив. С этим срочно нужно что-то делать! А для этого надо уметь ненавидеть. Я призываю к ненависти! Только она способна изменить мир к лучшему.

Из дыма материализуется официант.

– Вас всё устраивает?

Даниэль:

– Ничего нас не устраивает!

Лев:

– Всё прекрасно, спасибо. Кальян заберите.

Официант уносит кальян.

Лев:

– Про ненависть – это тоже домашняя заготовка?

Даниэль:

– Да нет. Только что подумал.

Лев:

– Эк тебя разобрало…

Амир:

– Изменить мир к лучшему… Это по́шло. И запомни: ничего и никогда в материальном мире к лучшему не меняется, только к худшему.

Даниэль недоверчиво ухмыляется:

– И что теперь? Застрелиться, что ли?!

Амир:

– Ну зачем же стреляться? Есть другой вариант, более приятный и рациональный. Не надо трогать этот мир, пускай догнивает – нужно создать новый.

Даниэль, ухмыляется теперь грустно:

– Мы же не боги…

Амир:

– А кто конкретно тебе это сказал? – прищуривается так, как будто пытается заглянуть Малышу прямо в душу. – Пойдёмте прогуляемся. На воздухе я изложу свою позицию по этому поводу.

На улице был уже поздний вечер, и прохладный ветер с гор делал его особенно приятным.

В Старый город они вошли через Новые ворота. Амир попросил их обоих переключить свои переводчики на арабский, чтобы ему было легче излагать свои мысли. Пока брели не спеша между древними стенами, Амир вещал, а Малыш слушал и не верил своим ушам. Слова араба максимально странно звучали в этом месте, в котором пересекались интересы трёх религий: христианской, иудейской и мусульманской.

Из слов Амира выходило, что древние вероисповедания изжили себя. Сейчас в двадцать первом веке, на современном этапе развития цивилизации, в высшие силы могут верить только по-настоящему наивные или слаборазвитые индивиды.

Новые же религии неубедительны. Растафарианцы и пастафарианцы – просто клоуны. Они придумали своих богов больше для прикола, чем для поклонения. Как можно всерьёз верить в бога, которым стал император Эфиопии, или в Макаронного Монстра. Неплохие попытки были у сайентологов, раэлитов, церкви Искусственного Интеллекта и некоторых других мелких псевдонаучных религий. Их объединяла технократичность и отрицание или подмена традиционного божества. Но все они основаны на вымысле и мракобесии.

Сейчас при современном уровне информированности общества возможны лишь верования, основанные