— Рано об этом говорить, — проворчал я и убрал бумагу, которая мешала откусить шаверму.

— Вы еще будете к этому ларьку бегать, — уверил меня Гордей, а потом, словно опомнившись, стукнул себя по лбу. — Точнее, для вас будет ходить помощник. Или ваш смелый дворник.

— Отчего же он смелый?

— Ему мои парни предлагали взятку, чтобы он докладывал, когда к вам одна особа приезжает. Так он так костерил ребят, что они покраснели, когда отчитывались.

— Это про какую особу вы решили выяснить, Гордей Михайлович? — подозрительно сощурился я.

— Знамо про какую, — вздохнул он и смял оставшуюся упаковку от еды.

— Неужели?

Петров старательно вытер соус с пальцев, а потом запустил комок бумаги в мусорный бак. Было заметно, что говорить ему совсем не хотелось. Но я умел быть терпеливым. Потому долго молчал, выжидательно глядя на парня.

— Вот вроде хороший вы человек, Павел Филиппович. Но иногда уставитесь, как мясник в прозекторской, и смотрите, не моргая.

— Простите, если я вас этим смущаю. Привычка от общения с мертвыми. Они иногда замирают и подолгу стоят без движения. Их нельзя торопить. Потому как для призраков время течет иначе. И если их сбить с ритма, то они могут уйти или начать разговор заново. Это утомляет. К тому же я заметил, что и живые обычно начинают говорить, когда сами к этому готовы.

— То есть выжидать вы умеете, мастер Чехов. Я это запомню, — ухмыльнулся «сын», а потом провел пятерней по волосам. — Кажется, что у нас с вами конфликт интересов, мастер Чехов. И мне очень хочется разрешить все мирно.

Глава 22

Договоры с некромантом

Я был рад, что уже съел шаверму, потому как взгляд моего собеседника мне очень не понравился. Он стал каким-то цепким, колючим и холодным. Таким можно испортить пищеварение даже некроманту.

— Странное место вы избрали для подобного разговора, — заметил я. — Вокруг много людей.

Плут нахмурился, а затем улыбнулся:

— Вы меня неправильно поняли, Павел Филиппович. Я не собираюсь на вас нападать или, не дай Искупитель, грозить вам. Мне просто хочется с вами договориться. И я не знаю, что предложить вам взамен услуги, которая нужна мне.

— И вы решили начать с этой вкусной штуки в лепешке? — уточнил я. — Хороший подход. Я слышал поговорку о том, что путь к сердцу человека лежит через желудок.

— На самом деле через грудную клетку, — буднично заметил парень и криво усмехнулся. — Было бы проще, если мне было не за что вас уважать, мастер Чехов. Я бы просто сделал все по своему разумению и совести.

— О чем речь? — сухо уточнил я. — Хватит загадок, мастер Петров.

— Мы познакомились с вами в остроге. Вы поняли, что я за фрукт. И какой бы костюм на мне ни был, вы будете видеть меня в арестантской робе…

— Нет, — резко оборвал я Петрова и поднял руку, призывая его дать мне продолжить. — Вы не хотите, чтобы на вас вешали ярлыки, но прямо сейчас решили сделать это со мной. Я не считаю вас пропащим человеком. И не потому, что вы приобрели отчество. Мне хватило того, что вам было не все равно на судьбу Тихоновой.

— Вы помните имя Оксанки? — удивленно осведомился парень, и я кивнул:

— Я помню всех призраков, с которыми меня сводила судьба. Смерть меняет все. Когда душа покидает тело становиться не так важно, какие титулы носило при жизни тело. Я видел и одичавших и домашних. Тех, кто не мог смириться с потерей богатства, других, которые боялись перейти через грань. Я слышал их стоны и видел страх.

— Разве мертвые боятся?

— Все боятся. Только мертвые боятся уходить в неизвестность, — я пожал плечами и добавил, — И еще они боятся некромантов.

— Потому что вы можете сделать их рабами, — предположил Гордей.

Я усмехнулся:

— Вы видели моих миньонов. Они похожи на бесправных? Каждый из них волен уйти, когда пожелает. Я отпущу любого, потому что уверен, смерть вовсе не повод становиться бесправным. Мои миньоны боялись отправиться за грань. Им пришлось по вкусу остаться в межмирье, где они создали что-то вроде поселка.

— Вы и впрямь не такой, как все, — вздохнул «сын» и вновь нервно провел пятерней по волосам. — Быть может я смогу предложить вам сделку.

Я опять посмотрел на собеседника, давая ему время собраться с духом. И после паузы он начал:

— Я знаю, что Свиридов перешел вам дорогу. Он редкий мракобес, и таких и впрямь надо отправлять на каторгу. Там их научат отличать сечку от гречки. И я был рад, что придется помочь этому мерзкому человечишке потерять титул и место под солнцем. Но…

— Что же изменилось?

— Его дочь, — парень потер шрам, который побледнел от напряжения. — Елена Анатольевна родилась княжной. Она сильная, смелая, гордая. Что с ней сделается, когда ее отец отправится на каторгу? Станет презренным обществом человеком?

Я покачал головой:

— Он потребовал от дочери смены фамилии. Не удивлюсь, если затем он лишит ее отчества.

По лицу парня я понял, что он не знал об этом. Но Гордей быстро собрался и упрямо продолжил:

— Одно дело быть отказной дочерью. Но стать одной из нас… Она выдержит эти тяготы. Уверен, что такая, как она сумеет выстоять. Она будет делать вид, что ее не задевают шепотки за спиной. Что не трогает то, что она станет нежеланной гостьей в салонах, где раньше обитала. От нее отвернется высшее общество.

Я нахмурился, понимая, что он прав. А голос Петрова стал глухим:

— Елена Анатольевна сумеет сохранить лицо. Но я уверен, что ее надломит новый статус.

— Вам он не помешал