застрелили!

— Кто?

— Неизвестно, кто он. Брат Домбу, Тултемир, схватил его и полуживого приволок к дверям юрты Абиль-бия.

Любопытно людям поглядеть, что за герой осмелился поднять руку на дядю хана; все, кто мог, двинулись к аилу Абиль-бия.

Сумятица царила здесь. Все коновязи заняты. Прибывают все новые и новые всадники. Возле юрты привязан врастяжку к четырем кольям какой-то человек. Он совершенно раздет. Борода у него в запекшейся крови. Изредка он шевелит губами, стараясь выплюнуть кровавые сгустки, и негромко стонет. Глаза закрыты.

Вот он рванулся из последних сил, как будто пытаясь порвать крепкие волосяные веревки, которыми скручены его руки и ноги. Рванулся — и затих. Открыл глаза, красные, воспаленные. Горячее дыхание с трудом срывалось с губ.

— Воды…

Никто не дал ему воды. Вновь прибывшие подходили взглянуть — и отходили. Ему казалось, что на него смотрят откуда-то издалека, сверху, чуть ли не с самого неба. Люди переговаривались негромко:

— Ой, да ведь это родич Бекназара Кулкиши!

— Он самый. Какие же счеты могли быть у него с Домбу?

…Кулкиши остановился у подножья холма, неподалеку от большака, — решил дать своему жеребенку немного попастись. Вдруг до него донеслись со стороны дороги выстрелы, крики, потом он увидел, как мчались и в одну, и в другую сторону всполошенные всадники. На всякий случай Кулкиши поспешил укрыться со своим конем в зарослях камыша. "Сто-ой! — закричал, нагоняя его, незнакомый верховой. — Куда бежишь, ублюдок!" — "Что ты, джигит, опомнись…" — только и успел сказать Кулкиши, а дальше поднялось такое, что он сам опомниться не мог. Налетели еще два джигита, сбили его с ног, связали, приторочили к лошади… В сознание Кулкиши пришел только возле юрты Абиль-бия.

— Ты поднял руку на дядю хана, Кулкиши? — спросил Абиль-бий с хорошо разыгранным удивлением.

Кулкиши, увидав Абиль-бия, обрадовался так, будто перед ним возникла во плоти сама справедливость.

— Пошел он подальше, твой Домбу! Сдохнуть ему два раза вместо одного, мне-то какое дело! — дрожа от обиды, выкрикнул он.

Стоявший возле Абиля Тултемир с маху полоснул Кулкиши плетью-свинчаткой. Кулкиши бросился на него. Плеть свистнула еще раз, Кулкиши упал без памяти.

— Говорят, что это ты застрелил Домбу. Говорят, что видели это своими глазами. Скажи правду, как перед богом, Кулкиши! — обратился к нему Абиль-бий, когда он снова пришел в сознание.

Теперь Кулкиши был полон гнева и ненависти и к Абиль-бию.

— Ты веришь, бий, что я могу убить человека? — спросил он.

Абиль-бий был смущен. Кулкиши дрожал от ярости, говорил со слезами:

— Ну? Если завтра я буду свободен, я застрелю тебя. Веришь ты этому, Абиль-бий?

Тултемир снова поднял плеть, но Абиль остановил его.

— Довольно! Не бей его. Надо расспросить…

И он тотчас послал человека за Бекназаром.

С тех пор прошло полдня. От Бекназара вестей нет. У Кулкиши боль от побоев разлилась по всему телу, он был с ног до головы в черных кровоподтеках и лежал в забытьи.

Шумно в юрте Абиль-бия. Тултемир кипел от злости — почему до сих пор нет Бекназара? Не обращая внимания на попытки стариков успокоить его, он ярился все больше:

— Мы что, не люди? Подумаешь, землепашцы! Мы их с лица земли сотрем, мы им покажем, как убивать наших батыров!

Надоел он всем до полусмерти, но даже старики не решались резко остановить его. Надо еще послушать, что скажут люди из аила землепашцев, что скажет Бекназар.

— Послушай, батыр, — проговорил негромко Абиль-бий, — я не очень-то верю, что стрелял Кулкиши…

Тултемир взвился:

— Не веришь? А я верю. Его подговорил Бекназар, вот что…

Абиль-бий на это ничего не отвечал, тем самым как бы отчасти соглашаясь со словами Тултемира, подождал, пока тот замолчит, и продолжал по-прежнему тихо и мягко:

— Если мы, Тултемир, своими глазами не видали, как некто совершил определенный поступок, не впадем ли мы в грех перед лицом аллаха, утверждая, что поступок совершен именно этим человеком? Дело сделано, назад ничего не воротишь, для чего же теперь торопиться? Не станем проявлять излишнюю поспешность. Разберемся. Расспросим. Узнаем истину. Здесь, у тебя на глазах, я спрашивал Кулкиши. Ведь вы не видели, как он стрелял, не видели у него в руках ружье…

Тултемир перебил его:

— Нет, это он стрелял, он! Мы с братом моим Домбу были вместе, когда раздался выстрел. Мы бросились искать и нашли только этого Кулкиши… Он хотел убежать… прятался в камышах…

Вошел один из джигитов Тултемира:

— Бекназар прибыл.

Тултемир вскочил, сжимая в руке свернутую пополам плеть. Абиль-бий даже не пошевелился. "А хорошо бы хлестанул он разок-другой Бекназара по голове! Здесь, у моего порога!" — промелькнула у него мысль, чуть заметной улыбкой тронув утолки крепко сжатого рта.

Бекназар приехал вместе с Эшимом. Они примчались во весь опор. Прошли сквозь толпу, ни с кем не здороваясь и не отвечая на приветствия, искали Кулкиши. Лицо Бекназара окаменело от гнева. Увидев распростертого на земле, голого, избитого до черноты Кулкиши, он соскочил с коня, присел рядом, приподнял тому голову, позвал тихонько:

— Кулаке…

Кулкиши застонал. Он не мог понять, кто зовет его по имени, голова была отуманена болью.

— Вода есть? — бросил через плечо Бекназар.

Тотчас кто-то принес и подал ему полную чашку воды. Бекназар поднес ее к губам Кулкиши. Кулкиши очнулся и, не открывая глаз, сделал несколько глотков. Бекназар вылил остаток воды ему на лицо. Тогда только Кулкиши открыл глаза.

Эшим склонился к нему.

— Кулаке!

— Что? — откликнулся тот и, снова смежив веки, застонал. — Ведь я говорил, бий… Зачем мне стрелять в Домбу? Ой, Бекназар… Ты приехал, Бекназар? Гляди…

— Я приехал, Кулаке. Я, Бекназар…

Он пощупал пульс Кулкиши. Бьется, только слабо. Как изуродовали человека! Не сдержавшись, Бекназар вскочил, ухватился за рукоять меча.

В это время и появился со своей плетью Тултемир.

— Вот кто настоящий виновник… — начал он, но Бекназар уже ринулся ему навстречу с выхваченным из ножен мечом, не помня себя, не замечая никого, кроме Тултемира. Тот замахнулся было плетью, но Бекназар на лету поймал взмах, выхватил плеть из руки Тултемира. Брат Домбу повернулся и побежал к юрте Абиль-бия. Бекназар — барсом за ним.

— Подлец! Если бы твой брат был не дядей, а отцом хана и я хотел бы его убить, то убил бы сам. Я сам убил бы твоего Домбу, слышишь? Тебе захотелось оклеветать меня? Да? Ты хотел бы, чтобы я убил тебя здесь, у порога Абиль-бия? Чтобы все можно было свалить на меня? — и он двумя ударами меча отсек