Делаю еще пару глотков и ставлю кружку на барную стойку слева. А затем снова обеими руками крепко обнимаю свою девушку и поднимаю в воздух, чтобы усесться с ней на диване.

– Расскажешь, почему все окна нараспашку были? – интересуется она.

Фыркаю.

– Пытался избавиться от ванильного аромата, въевшегося даже в стены квартиры.

Эмили смеется.

– И как? Успешно?

Шумно вдыхаю аромат волос своей девушки и издаю стон.

– Я бы так не сказал.

Она смеется, и я сильнее прижимаю ее к груди. Как же я люблю этот звук.

– Кстати, а почему Манхэттен? – интересуется вдруг она.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему ты решил жить именно здесь? Тебе бы подошло более уединенное место.

Улыбаюсь.

– Эту квартиру мне арендует клуб. Но если ты захочешь, мы переедем куда угодно.

– Нет. Мне здесь нравится. Это место хранит много наших счастливых воспоминаний.

– Ты же понимаешь, что мы создадим еще множество подобных вместе? Дело ведь не в квартире. А в нас. Счастье там, где мы, Эм.

Некоторое время мы сидим молча, наблюдая, как крупные хлопья стремительно несутся вниз, обгоняя друг друга, будто гоночные автомобили на треке. В окнах напротив загорается теплый свет, и в одном из них я вижу, как пожилая женщина готовит что-то у плиты, а затем сзади ее подходит обнять седовласый мужчина. Невольно уголки моих губ ползут вверх. И я ловлю себя на мысли, что хочу того же с Эмили. Иметь возможность вот так ее обнять спустя много лет.

– Прости, что столько всего наговорил тогда… в коридоре.

– Прости, что ушла, ничего не сказав.

– Эм, я чуть с ума не сошел…

Она поворачивается ко мне лицом и внимательно изучает меня взглядом своих зеленых глаз. Их радужка сейчас золотистая по краю, а ближе к зрачку будто светится ярким изумрудом. Эмили обхватывает ладонями мое лицо, поглаживая подушечками пальцев, и произносит:

– Теперь тебе никуда от меня не деться, Мэттью Дэвис. Я ни шагу не сделаю из этой квартиры, пока в ней живешь ты. Я буду обнимать тебя, пока ты готовишь мне оладушки со своей ужасной ореховой пастой. Буду обнимать, пока ты будешь умываться, бриться и мыться. Буду обнимать, пока ты спишь. Буду обнимать, пока ты ешь. И даже пока одеваешься. Я готова пойти ради тебя на жертву и не обнимать, пока ты ходишь в туалет, но чтоб ты знал, это будет даваться мне с трудом. Если ты вдруг решишь меня бросить, то выбрасывай в окно. Потому что другой возможности расстаться со мной у тебя больше никогда не будет. Я, черт побери, чуть тебя не потеряла сегодня.

К концу предложения ее голос срывается, но я не хочу, чтобы она снова начинала плакать, поэтому решаю перевести тему:

– Кстати, о моей ореховой пасте. Я купил тебе «Нутеллу».

Она вскидывает брови.

– «Нутеллу»?

– Ага.

– Прям с жирами?

– Прям с жирами.

– Это было до того, как ты чуть не умер, или после?

Усмехаюсь.

– Это было до, Булка.

– Ого. Ты тогда был пьян?

– В говно, – фыркаю я, пока Эмили заливисто хохочет. Я провожу ладонями по ее спине, прижимая ближе к себе, и целую в висок. – Когда я думал, что мы разобьемся, то… то боялся, что больше никогда не услышу твой смех. Говорю как твой любимый Райан Гослинг в каком-нибудь «Ла-Ла-Ленде», но так и есть.

– Ого, ты даже знаешь, где снимался Гослинг. Если бы я уже не была в тебя влюблена, то сейчас бы определенно влюбилась.

Эмили льнет к моей груди, сцепив руки у меня на пояснице. Я счастливо улыбаюсь, прижимаю ее ближе и с шумным выдохом опускаю подбородок ей на макушку, ощущая каждой клеточкой кожи, что эти объятия и ее любовь делают меня самым счастливым.

Эмили

Я просыпаюсь от противного писка и, когда открываю глаза, понимаю, что это чистят улицы снегоуборочные машины. За окном темно, в соседних домах не горит свет, и лишь свет полной луны освещает комнату сквозь панорамное окно передо мной. Город погружен во тьму, ведь на часах два ночи. Помню, что мы с Мэттью были в гостиной на диване, а затем я, видимо, провалилась в сон. Сейчас я лежу в постели, все так же крепко обнимая своего парня. На мне все та же одежда, а мышцы шеи слегка затекли. Разминаю ее, а затем приподнимаюсь на локте и понимаю, что Мэттью не спит.

– Привет, – хрипло произносит он, пропуская между пальцев прядь моих волос.

– Привет, – с улыбкой на губах отвечаю ему я. – Ты не спишь.

– Не мог уснуть.

– Почему?

Он молчит.

– Ты же… ты же не думаешь, что я снова исчезну? – В груди появляется чудовищное жжение, от которого хочется избавиться, но не выходит. Каждое слово дается мне с трудом.

Мэттью улыбается.

– Булка, даже спящая, ты не переставала меня обнимать, пока я нес тебя в постель. Так что нет, я не переживаю, что ты вдруг решишь нарушить данную мне в аэропорту клятву.

Уголки моих губ приподнимаются, и я снова ложусь на его широкую грудь. Прижимаюсь к ней щекой и жадно вдыхаю аромат мяты.

– Я никогда больше не исчезну, – шепчу я, слушая размеренный стук его сердца.

– Я знаю, родная, – отвечает он, поглаживая мою спину. – Ты голодная?

– Да. Но, может быть, сначала утолим другой голод? – интересуюсь я, запуская руку ему под худи и проводя ноготками по его прессу.

– Нет, Булка. Так не пойдет. – Мэттью смеется и пытается встать с кровати, но я ему не даю, повиснув на нем, как маленький ленивец. – Эмили, – смеется он. – Как я буду готовить, если ты висишь на мне?

– Можешь повесить меня за спину. Я готова на все.

Мэттью продолжает заливисто смеяться, но послушно переворачивает меня так, что я оказываюсь на его спине. Крепко обхватываю его руками и ногами и прижимаюсь лицом к лопаткам, наслаждаясь невероятным теплом и чувством защищенности.

– Дашь мне снять толстовку? – спрашивает он, когда мы оказываемся на кухне.

– Ммм, – мурлыкаю я. – Я совсем не против, чтобы ты разделся.

Он фыркает.

– Булка, я тоже очень тебя хочу, но нам нужно поесть, чтобы были силы. Иначе я выдохнусь через минуту.

– Такой сложный выбор: минута с голым тобой или полный желудок. Даже не знаю…

– Господи, Булка, ты заразилась от меня пошлостью? – смеется он и опускает меня на ноги. Затем разворачивается и сцепляет руки в замок на моей талии, притягивая меня к себе. – Эмили, я не хочу быстрый перепихон. Хочу заниматься с тобой любовью.

– Долго?

– Не уверен,