Шрифт:
Закладка:
Настя устроилась с другой стороны.
Какой бы мразью ни был лежащий под завалом человек, они не могли не отозваться на просьбу о помощи, просто стоять и наблюдать, как он страдает и медленно умирает, даже не попытавшись спасти. Для них это куда более важно – остаться людьми, не уподобиться ему.
– Се… – в который раз сдавленно выдохнул Елизаров, но так и не закончил.
– Сэм. Сэм, – окликнула Настя, ухватила его за руку. – Сэм, остановись! Больше не надо.
Холодные голубые глаза окончательно заледенели, кровь из приоткрытого рта хлынула сильнее.
– Сэм, он умер. Уже бесполезно.
Сэм замер, сложил на коленях разбитые до крови, перемазанные пылью ладони, посмотрел на Настю, и она вывела:
– Все закончилось. – А потом в который раз повторила, как привыкла называть она, как он сам назвался в их первую, или нет, вторую встречу: – Сэм.
Эпилог
– Я думала, ты погиб, – тихонько проговорила Настя, не сводя с Сэма глаз.
– Все так думали, – подтвердил он. – Иначе бы отец стал меня искать.
– Но я же видела, он в тебя действительно попал.
– Видела? – переспросил Сэм, прищурился, произнес с упреком: – Но я же велел тебе бежать. А ты осталась?
– Я не смогла, – виновато потупилась Настя, – бросить тебя одного. Но потом, – добавила она, оправдываясь, зачастила скороговоркой: – Потом же я все равно побежала. И все полицейскому рассказала, который в лагере был. Он остальным передал. А позже уже ему передали, что наши лагерные всех нашли. Я спросила у него: «Действительно всех? Живыми?» А он почему-то сразу тему сменил. Вот я и подумала, что точно всё.
– Ну просто папаша у меня тот еще стрелок. – Сэм хмыкнул, скривил уголок рта. – Или мне слишком повезло. Никаких серьезных повреждений. Просто много крови. Но если бы не Николай Васильевич…
– Николай Васильевич? – удивленно уточнила Настя. – Директор?
– Ну да, – кивнул Сэм. – Он меня на себе до шоссе тащил, а там уже скорая подъехала. И после не бросил. И документы из лагеря забрал, и с колледжем помог, и с жильем.
– Погоди, погоди, – остановила его Настя. – А откуда в лагере взялись твои документы?
– Так мы их вместе там спрятали, – улыбнувшись, пояснил Сэм. – Не помнишь? Под полом в беседке. Они в рюкзаке были. Я сначала их забрал, а только потом дом поджег. Давно собирался сбежать. А тут уже и выбора не осталось. Я же понимал, если им помешаю, они меня все равно не простят. Просто не предполагал, что вот так сложится.
Что придется подставляться самому, не дождавшись помощи, а не просто, засев в укромном месте, наблюдать со стороны, как справляется кто-то другой. Или вообще заранее убраться на безопасное расстояние и не думать о том, что творится где-то вдали.
– Но так даже лучше получилось. Не просто пропал, а умер.
Ну да, для него-то, конечно, лучше. Особенно когда не по-настоящему. Но Настя все равно возмутилась:
– Но мне, – выдохнула с напором, – мне-то можно было сказать! Подать хоть какой-нибудь знак.
– Да я и сам хотел, – признался Сэм. – Но не знал, где тебя искать. И фамилии не знал, и, получается, даже имени. Я же думал, ты так и есть полностью Ася. А оказалось, Анастасия.
Сейчас они находились в доме у Николая Васильевича. Умылись, переоделись. Ребята, чтобы не возвращаться в лагерь еще раз, сразу прихватили с собой рюкзаки, Настин тоже. Даже не рассматривали вариант, что он ей может больше не понадобиться.
Только Димин оставили, но его наверняка забрала полиция. А что с самим Димой дальше случилось, не спрашивали. Видимо, тоже ни капли не сомневались, что он не сбежал, не ушел от возмездия. А Настя с Сэмом не стали уточнять, как именно «не ушел».
Хватит и того, что ребята про Николая Васильевича знали, а некоторые еще и сами видели. Правда, до конца не верилось, так и представлялось, что хозяин дома с минуты на минуту вернется. Вот они как будто его и поджидали.
Настя и Сэм сидели за столом. Рыжий, Соня, Яна и Валя уместились на диване. Первые трое рядышком, а Силантьева держалась чуть в стороне, сохраняла дистанцию – то ли до сих пор сама обижалась, то ли, наоборот, считала, что на нее обижаются.
Но какие могут быть обиды после того, что они пережили все вместе и никто не подвел, не подставил, не предал. А если и проявил слабость – ну так что же? Не все же настолько самоуверенные и отчаянные, как Кошкина, или рисковые и неунывающие, как Рыжий.
Мише с Демидом более удобных сидячих мест не хватило. Табуретки они отвергли, у тех спинок нет – не откинешься, не расслабишься. Вот парни и устроились прямо на полу. Миша привалился к дивану, а Демид к старенькому потертому креслу, на котором, забравшись в него с ногами и чуть ли не свернувшись клубком, спал Славик.
– Хотя, – внезапно вскинулся Сэм, – все-таки был один знак.
– Где? Какой? – разволновалась Настя, предположила: – Камушек в доме?
– Нет, – он мотнул головой, – другой. Тоже в беседке. Под надписью.
Настя поняла. Ну да, когда она выводила маркером слова на стене, его там не было, и потом особо некому было его процарапать – маленькое сердечко. Она ведь сразу обратила на него внимание, именно так и подумала, но потом одернула себя, что вряд ли.
И Кошкина поняла, и Соня наверняка догадалась бы тоже, если бы в этот момент не дремала, положив голову Рыжему на плечо.
Валя, не выдержав, придвинулась к подруге, легонько ткнула ее локтем и прошептала, наклонившись к уху и одновременно косясь краем глаза на Сэма и Настю:
– Видишь, как он на нее смотрит?
Киселев тоже услышал, обернулся, уставился озадаченно:
– Как?
Яна приподняла брови, выдала невозмутимо, вроде бы и шепотом, но не слишком тихо:
– Совсем как Макс. На Соню.
Соня, даже сквозь дрему то ли разобрав, то ли почувствовав, что речь о ней – хотя, вероятнее всего, ее опалило пламенем мгновенно зардевшихся Максовых ушей, – встрепенулась, огляделась растерянно:
– А?
– Анастасия Игоревна, – мгновенно включился Рыжий. – Так это все-таки ваш дневник был? Который Кошка нашла.
И Настя не стала больше скрывать и отпираться.
– Мой.
– А почему вы сразу не сказали?
– Не хотела, чтобы вы расспрашивали. Вспоминать не хотела. И, – она на секунду неуверенно замялась, – стеснялась.
Кошкина вперилась в нее недоуменным взглядом, словно услышала о чем-то невероятном и несуществующем:
– Че-го?
Но ей ответила Соня, вопросом на вопрос:
– Ян, а ты бы не стеснялась, если